Основы теоретической психологии. А

Основы теоретической психологии

История психологической науки и историзм теоретической психологии

Метафизика и психология

Образ -> Сознание Мотив -> Ценность Переживание -) Чувство Действие -> Деятельность Отношение -> Общение Индивид -> Я

Артур Владимирович Петровский (14 мая 1924 - 2 декабря 2006) - российский советский психолог. Когда началась Великая Отечественная война, сразу после окончания 9го класса добровольцем ушел на фронт. После демобилизации закончил школу рабочей молодежи и поступил в Педагогический институт. По окончании литературного факультета Московского городского пединститута им. В.П. Потемкина поступил в аспирантуру на кафедру психологии. В 1950 г. с блеском защитил кандидатскую диссертацию «Психологические воззрения А.Н. Радищева», выполненную под руководством Г.А. Фортунатова (об этой защите появилась статья в журнале «Вопросы философии», что являлось редким для тех лет случаем). Непосредственно после защиты (по распределению) был направлен на работу в Вологодский педагогический институт. С осени 1952 г. вернулся на родную кафедру Московского пединститута, руководимую проф. Н.Ф. Добрыниным.

Проводя исследования в области теории психологии, А.В. Петровский сохраняет интерес к истории психологии. В 1965 г. защищает докторскую диссертацию «Пути формирования основ советской психологии». А.В. Петровский уже в начале 1960х гг. отвергает представление о педологии как о «лженауке» и пересматривает другие позиции, утвердившиеся в советской психологической историографии. Он впервые ставит вопрос о необходимости объективной научной оценки объявленных «лженауками» педологии, психотехники, рефлексологии, реактологии, трудов В.М. Бехтерева, В.А. Вагнера, П.П. Блонского и др. В 1966 г. А.В. Петровский получает звание профессора и становится заведующим кафедрой психологии МГПИ.

В 1968 г. А.В. Петровского избирают членом-корреспондентом АПН СССР, затем - академикомсекретарем отделения психологии и возрастной физиологии и с 1971 г. - действительным членом АПН СССР. Параллельно он работает в редколлегиях журналов «Вопросы психологии» и «Вестник МГУ. Психология». В 1972 г. А.В. Петровский становится руководителем лаборатории психологии личности НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР (с 1999 г. - лаборатория теории и истории психологии).

В 1972-1973 гг. - член Международной комиссии ЮНЕСКО по развитию образования, соавтор коллективной монографии «Learning to be» (1972), которая была издана в 40 странах (за исключением СССР).

В 1976 г. А.В. Петровский становится вице-президентом АПН СССР, а с 1978 по 1985 г. - также руководителем кафедры педагогики, психологии и методики преподавания в высшей школе на факультете повышения квалификации МГУ.

Под руководством А.В. Петровского состоялись защиты 63 кандидатских и докторских диссертаций. А.В. Петровский - редактор и соавтор ряда учебников по общей, социальной, возрастной, педагогической и теоретической психологии.

Под общей редакцией А.В. Петровского и М.Г. Ярошевского при составительстве Л.А. Карпенко подготовлены: «Краткий психологический словарь» (1985), «Психология. Словарь» (1990). А.В. Петровский работал над созданием «Психологической энциклопедии» и серии справочных изданий «Лексикон» (серия из шести словарей, составленных по тематическому принципу).

Он был также консультантом фильмов «Семь шагов за горизонт», «Я и другие», «Чучело».

За время своей научной деятельности А.В. Петровский опубликовал свыше 1500 статей, учебников, учебных пособий, монографий, популярных книг (среди которых ставшая настольной книгой для многих поколений психологов «Беседы о психологии»), справочных изданий, многие из которых были переведены на иностранные языки.

А.В. Петровский - заслуженный деятель науки РФ (1994), награжден орденом «Великой Отечественной войны», «Орденом Почета» (1999) и медалями.

Совместно с М.Г. Ярошевским он разработал многоуровневую систему психологической подготовки в вузах, за что в 1997 г. был награжден премией Правительства РФ в области образования.

В 1989 г. А.В. Петровский становится одним из руководителей ВНИК «Школа», где разрабатывались принципы и основания реформирования системы образования в СССР.

В декабре 1991 г. по поручению Правительства РФ был назначен Президентом-организатором Российской академии образования, а с 1992 по 1997 - являлся ее Президентом.

(2)

Охарактеризуем основные разработки А.В. Петровского последних трех десятилетий его жизни.

А.В. Петровский - автор теории деятельностного опосредствования межличностных отношений личности в группе. Фигурируя первоначально под именем «стратометрическая концепция групп и коллективов», теория А.В. Петровского описывала различные уровни-слои внутригрупповой активности. Ядерный слой - деятельность, реализуемая группой. Включение групповой деятельности в социально-психологический портрет группы - принципиально важная отличительная черта концептуальных разработок А.В. Петровского по сравнению с общепринятыми моделями описания групп в социальной психологии. Групповая деятельность (ее ценности, нормы, организация и т. д.) порождает особый слой межличностных отношений, не сводимый к функционально-ролевым контактам участников, а также к чисто эмоциональным связям между членами группы (рис. 1).

Рис. 1. Три слоя групповой деятельности: 1) ядерный слой SOS* (S - субъект, любой член группы, O - объект групповой деятельности, S* - «дальние», «-» - отношение); 2) слой деятельностноопосредствованных отношений, SS’O (S’ - партнер); 3) слой непосредственных, личностноэмоциональных отношений - SS’ (точнее: SO’S’, где O’ - объект общего интереса партнеров за пределами групповой деятельности).

На рис. 1 справа от записи «SO» в центральном кружке находится еще один знак « » (длинное тире). Этот знак указывает на факт вовлеченности участников группы во взаимоотношения с другими людьми «по ту сторону» групповой деятельности (символ S*); в отличие от «своих», «ближних», это - «дальние». Но отношения с ними, так же как и отношения между «своими», опосредствуются групповой деятельностью.

В подлинном коллективе есть «нечто большее», чем личное благо участников, пусть даже и обретаемое посредством других его членов. Иными словами, направленность групповой активности здесь не сводится к достижению узко-корпоративной цели (даже при условии справедливого распределения итоговых благ). А.В. Петровский особо подчеркивал этот план, говоря, что цель коллектива выходит за пределы исключительно групповых интересов.

Второй слой групповой активности - это межличностные отношения, возникающие в деятельности, опосредствуемые деятельностью и в деятельности непосредственно проявляющиеся. В данном пункте теория А.В. Петровского вступает в «оппонентские» отношения с традиционной социальной психологией того времени. Традиция предписывала исследователю рассматривать малую группу как общность людей, вступающих в непосредственные отношения друг с другом - преимущественно эмоционального характера (симпатия, антипатия, безразличие, изоляция, податливость, активность, подчинение, агрессия и т. д.). Одной из определяющих характеристик группы признавалась частота взаимодействий между участниками; с нею соотносились многие другие параметры группы. Отмечаемые большинством авторов черты малой группы, с одной стороны, оказывались «психологизированными», выхваченными из более широкого социального контекста, а с другой стороны, собственно психологическая часть определения сводилась к указанию на поверхностные связи и отношения в группе; тем самым картина взаимоотношений упрощалась и уплощалась. Автор теории подчеркивал, что стремление социальных психологов во имя «чистоты» эксперимента отказаться от обращения к содержательной стороне деятельности группы заниматься преимущественно незначимым материалом, случайными общностями, имеющими характер диффузных групп, вело к тому, что полученные в исследовании выводы нельзя было экстраполировать на реальные группы, объединенные общими значимыми целями и ценностями.

Отметим, что в теории А.В. Петровского межличностные отношения, опосредствуемые деятельностью, - это личные отношения участников по поводу их деловых отношений; их личные отношения опосредствуются содержанием и формой организации совместной деятельности, но при этом сохраняют психологический статус «субъектсубъектных» отношений. Благодушные (и, по-своему, притягательные) призывы отделять «личное» от «делового» оказываются тут совершенно несостоятельными, так как данный слой личных отношений в принципе неотделим от отношений деятельностных. Этот тезис теории раскрывается на множестве эмпирически исследованных феноменов групповой жизни (создатель теории и его сотрудники были авторами оригинальных методик, позволивших операционализировать ее основные понятия). Среди феноменов, относящихся ко второму слою групповой активности, лежащему между «ядерным» (деятельностным), и - «поверхностным» (личностно-эмоциональным) слоями жизнедеятельности группы, отметим следующие.

1. Феномен коллективистического самоопределения - готовность личности противостоять давлению группы, защищая при этом ее (группы) действительные интересы, нормы и ценности. Эмпирически подобная готовность, по мысли А.В. Петровского, должна выявляться путем сравнения позиций (мнений, взглядов), высказываемых личностью в двух специально построенных ситуациях: в условиях свободного волеизъявления (таким образом, выделяется круг лиц, выражающих согласие с мнением группы) и - под воздействием ложной информации, якобы отражающей действительное мнение группы, а в действительности идущей вразрез с ним. Таким способом удается отличить конформных индивидов от тех, кто осуществляет акт коллективистического самоопределения (исследования И.А. Оботуровой и А.А. Туровской). Самоопределяющиеся индивиды противостоят как тем, кто всегда «за», так и тем, кто всегда «против». Самоопределение личности в группе составляет альтернативу как конформизму, так и нонконформизму. В коллективе, в отличие от диффузной группы, самоопределение личности является преобладающим способом реакции личности на групповое давление и потому выступает как формообразующий признак.
2. Опосредствованность «мотивационного ядра» межличностных выборов целями и задачами групповой деятельности. Процедура выявления мотивационного ядра межличностных выборов (разработка В.А. Петровского) предполагает сопоставление рядов, полученных в результате: А) реализации индивидом социометрической процедуры (строится ранговый ряд индивидуальных предпочтений) и Б) реализации процедуры оценивания (ранжирования) индивидом тех же членов группы по ряду оснований (интеллект, внешняя привлекательность, готовность оказать помощь, профессиональная компетентность, ответственность, чувство юмора и пр.). При установлении меры связи между рядами А) и Б) становится ясно, входят ли соответствующие личностные достоинства членов группы в мотивационное ядро выбора или нет, а также какова их возможная роль в предпочтении. Экспериментально установлено, что содержание мотивационного ядра выбора партнера в структуре межличностных отношений может служить показателем уровня развития группы как коллектива. На начальной стадии формирования группы выбор характеризуется непосредственной эмоциональной окраской, а ориентации в выборе партнера направлены в большей степени на такие его внешние достоинства, как общительность, внешняя привлекательность, манера одеваться и т. п. (первый слой групповой активности). По мере развития группы повышается статус таких качеств личности, которые характеризуют наиболее ценные ее особенности, формирующиеся и проявляющиеся в совместной деятельности (второй слой групповой активности).
3. Референтность versus аттракция. Референтность, в отличие от аттракции, - это значимость другого человека как носителя мнений, позиций, взглядов. Идея референтометрии (исследование Е.В. Щедриной) заключается в том, что испытуемый имеет возможность ознакомиться с мнением любого члена группы по поводу тех или иных значимых для него отношений, событий или явлений; число лиц, с мнением которых можно ознакомиться, строго ограничено. Таким образом, испытуемый поставлен в ситуацию выбора: чье мнение узнать в первую (вторую, третью) очередь. Выбранные в этих условиях лица образуют «значимый круг общения» - референтную группу. Установлено, что основанием референтометрических выборов являются ценностные факторы (ориентация на групповые интересы, ценности, нормы; сравнение себя с другими и т. д.). Референтометрическая процедура дает представление о статусной структуре («кто есть кто в группе»), взаимности предпочтений или ее отсутствии, открывает возможность выявления мотивационного ядра референтометрического выбора, а также проведения аутореферентометрического эксперимента (где испытуемый прогнозирует свое место в системе выборов) и т. д. В результате исследований были получены низкие по величине корреляции между социометрическими и референтометрическими статусами индивидов. Примечательно, что многие лица (но, разумеется, далеко не все), пребывавшие в категории социометрических «отверженных», оказались в ранге референтометрических «звезд». Референтометрическая структура, обусловленная содержанием и ценностями групповой жизни, «располагается» как бы под слоем межличностных отношений, основанных на эмоциональных тяготениях и отвержениях.
4. Соучаствование - феномен групповой жизни, заключающийся в том, что члены группы защищают интересы других как свои собственные. Соучаствование (термин А.Н. Радищева) как деятельное отношение - это и сочувствие, и соучастие. В процессе экспериментального исследования феномена соучаствования создаются условия, в которых активность членов группы имеет двоякую направленность: преследование общей для всех членов группы цели и - предупреждение риска неблагоприятных последствий, затрагивающих одного или нескольких членов группы в процессе достижения цели. Повышение скорости выполнения задачи, что соответствует соревновательной цели групповой деятельности, увеличивает вероятность ошибок и тем самым возможность наказания. В одном случае наказываются все, в другом - только некоторые или кто-то один. Сравнивая особенности поведения группы в том и другом случае, можно определить меру «действенной групповой идентификации» (таково первоначальное название феномена соучаствования, предложенное автором метода, В.А. Петровским).

Проявления «соучаствования» в группах разного уровня развития принципиально различаются. В диффузных группах и, например, в группах правонарушителей соучаствование слабо выражено или вовсе отсутствует. Члены высокоразвитой группы реально соучаствуют друг другу, причем неважно, какова численность группы, наказывается ли новичок или ветеран, каковы индивидуальные особенности испытуемых, оцениваемые по личностным опросникам. Выясняется также, что члены высокоразвитой группы, будучи включенными в группу, состоящую из незнакомых для них людей, в условиях парциального наказания обнаруживают феномен соучаствования.

1. Ценностно-ориентационное единство как характеристика «сплоченности» . В противовес традиционным подходам к пониманию сплоченности (оцениваемой по числу контактов, взаимных выборов и предпочтений, базирующихся на симпатиях и антипатиях между членами группы) в школе А.В. Петровского «сплоченность» трактуется как мера общности взглядов, позиций, ценностных ориентаций участников совместной деятельности относительно самой этой деятельности (исследование В.В. Шпалинского).

Ценностно-ориентационное единство группы как показатель ее сплоченности отнюдь не предполагает совпадения оценок во всех отношениях, нивелировку личности в группе. Сплоченность эмпирически определяется исходя из плотности совпадения мнений, оценок, установок и позиций членов группы по отношению к объектам, наиболее значимым для осуществления целей деятельности группы и реализации в этой деятельности ее ценностных ориентаций. В исследованиях показано, что высокая степень ценностно-ориентационного единства есть прежде всего следствие активной совместной деятельности членов группы. Стереотипные представления о сплоченности как продукте общения, таким образом, переворачиваются: частота и взаимность межиндивидуальных контактов рассматриваются как «производная величина» от единства ценностных ориентаций в группе.

В рамках предложенного понимания были подтверждены следующие гипотезы: 1) существует зависимость внутригрупповой конфликтности от уровня согласования функционально-ролевых ожиданий членов группы (отрицательная связь) - исследование В.В. Авдеева; 2) в группе высокого уровня развития индивидуальный вклад каждого оценивается адекватно практически вне зависимости от конечного успеха или неудачи в совместной деятельности - исследование Л.А. Сухинской; существует связь между сплоченностью коллектива (ценностно-ориентационное единство) и уровнем коллективистского самоопределения: в группах с высоким уровнем ценностно-ориентационного единства (так, в частности, феномен коллективистического самоопределения наблюдался у 66-87,5 % членов коллектива; соответственно, в группах с низким уровнем сплоченности выраженность коллективистического самоопределения была существенно ниже, а конформность повышалась - исследование Т.Б. Давыдовой). Итогом этой серии экспериментальных исследований был вывод о том, что сплоченность и совместимость членов диффузной группы и коллектива образуют своего рода уровневую иерархию. В диффузной группе сплоченность выступает как интенсивность коммуникаций, а совместимость - как наличие взаимных социометрических выборов, психофизиологическая совместимость характеров, согласованность сенсомоторных операций при выполнении действий и т. п. Эти параметры, необходимые и достаточные для диффузной группы, оказываются недостаточными для групп высокого уровня развития, в которых высший уровень сплоченности и совместимости его членов выступает в форме ценностно-ориентационного единства, с одной стороны, и коллективистской идентификации и адекватности возложения ответственности - с другой.

Рассматривая деятельные социальные общности - коллективы, - А.В. Петровский исходил из образа «идеального объекта» своего исследования, выдвигал теоретические и эмпирические гипотезы, соотносимые с идеальным объектом, строил модели, обладающие силой предсказывать и объяснять выявляемые закономерности. Та же - собственно теоретическая - установка прослеживается и в других разработках А.В. Петровского.

Отметим также, что в рамках теории деятельностного опосредствования межличностных отношений понятие «коллектив» не включало идеологической составляющей, столь характерной для бытовой лексики и пропагандистской литературы советской («доперестроечной») действительности.

А.В. Петровский - автор трехфакторной модели «значимого другого» , концепции макро и микрофаз развития личности в социальных общностях. Теория деятельностного опосредствования межличностных отношений обращала ее создателя к критическому анализу существующих в психологии способов понимания и эмпирического исследования личности («преодоление коллекционерского подхода, при котором производится инвентаризация «черт» и «особенностей» индивида), уточнению представлений о личности как особом качестве включенности индивида в жизнь окружающих его индивидов (разработка концепции персонализации и трехкомпонентной модели «значимого другого»), оформлению его собственных представлений о процессах развития личности (интерпретация развития личности как результат деятельностно-опосредствованного общения индивида со «значимыми другими» в группах разного уровня развития, разработка модели возрастной периодизации развития личности).

Главный вопрос, волновавший А.В. Петровского как теоретика и экспериментатора в последние десятилетия его жизни, заключался прежде всего в том, чтобы выявить конструктивные возможности теории деятельностного опосредствования для понимания личности человека, ее динамики, развития. Эта центральная тема придавала особый смысл тем шагам, которые предпринял А.В. Петровский совместно с В.А. Петровским в разработке концепции персонализации , трактующей «личность» индивида как его присутствие в жизнедеятельности других людей, как включенность одного человека в пространство жизни другого, введение конструктов «потребность» и «способность» в персонализации.

Гипотетическая потребность персонализации (потребность «быть личностью») определялась как стремление индивида быть идеально представленным в других людях, жить в них, что предполагает поиск средств продолжения себя в другом человеке. Отталкиваясь от своей давней идеи - потребность есть сущность, проявляющая себя многообразием мотивов и интересов, трактуемых, в свою очередь, как проявления этой сущности (1964), - А.В. Петровский тем самым подчеркивал, что потребность в персонализации лежит в основе побуждений, которые ранее рассматривались независимо друг от друга (например, аффилиация, лидерство и др.).

Способность персонализации (способность «быть личностью») - это индивидуальнопсихологические особенности человека, благодаря которым он совершает социально значимые поступки, обеспечивающие возможность получить идеальную представленность и продолженность в других людях. Таким образом, в единстве с потребностью персонализации, являющейся источником активности субъекта, в качестве ее предпосылки и результата выступает человеческая способность персонализации как возможности передать людям черты своей неповторимости, индивидуальное своеобразие.

В развитие этих идей А.В. Петровским была предложена трехфакторная концептуальная модель «значимого другого» (рис. 2).

Рис. 2. Трехфакторная модель «значимого другого», по А.В. Петровскому

Первый фактор - аттракция, способность «значимого другого» привлекать или отталкивать окружающих, вызывать симпатию или антипатию, быть социометрически избираемым или отверженным (социометрический статус, «А + » и «А»). Эта форма репрезентации личности может не совпадать с феноменами референтности или авторитетности, которые в наибольшей степени обусловлены содержанием совместной деятельности.

Второй фактор - референтность (референтометрический статус, «Р + » и «Р»). При максимальной позитивной ее выраженности - «власть авторитета»: признание окружающими за «значимым другим» права принимать ответственные решения в существенных для них обстоятельствах; при максимальной негативной выраженности - «антиреферентность»: категорическое отторжение (неприятие) окружающими всего того, что предлагает человек в деятельности и общении (в некоторых случаях при этом «с порога» могут отвергаться и вполне разумные, доброжелательные его советы и предложения).

Третий фактор - власть, властные полномочия значимого другого (статус власти, «В + » и «В»). Разрушение той или иной организации автоматически включает механизм действия статусных отношений. Выход субъекта, наделенного властными полномочиями, из служебной иерархии нередко лишает его статуса «значимого другого» для его сослуживцев (что происходит, если его служебный статус не сочетается с более глубокими личностными характеристиками - референтностью и аттракцией). При максимально высоком положении в иерархии индивид не может не быть «значимым другим» для зависимых от него лиц, ибо в его руках не «власть авторитета», но «авторитет власти». Перед нами «субъект влияния». При максимально низком зависимом положении значимость другого для окружающих определяется тем, что объект безраздельного господства - «объект влияния» (если, разумеется, оно не корректируется уровнем его референтности и эмоциональной привлекательности).

Несомненные эвристические возможности трехфакторной модели «значимого другого» были подтверждены в исследованиях статусных различий и процессов группообразования в закрытых воспитательных учреждениях разного типа (детские дома, интернаты, колонии для несовершеннолетних правонарушителей и др.). В частности, был открыт феномен «нисходящей слепоты» во взаимоотношениях подростков, взаимно непривлекательных, но различающихся по властному статусу: абсолютная референтность высокостатусных в глазах низкостатусных и антиреферентность низкостатусных в глазах высокостатусных (исследования М.Ю. Кондратьева).

Таким образом, исследователю открывается возможность более обоснованно подойти к выявлению меры личностной значимости и влияния человека в группе - способности быть личностью в условиях конкретной социальной общности.

Обращение к принципу деятельностного опосредствования межличностных отношений могло, по мнению А.В. Петровского, внести новое содержание в теорию лидерства , дать новые объяснения уже известным фактам. Наряду с выделенными Ф. Фидлером переменными (стиль лидерства, ситуация его реализации), характеризующими состояние лидера в группе, было предложено учитывать третью переменную - уровень развития группы. Была высказана гипотеза, что один и тот же стиль руководства и одна и та же ситуация могут вести как к эффективной, так и неэффективной деятельности лидера, и зависеть это будет от того, в какой степени детерминировано поведение лидера уровнем развития группы.

Эта идея проверялась в работах А.С. Морозова, М.И. Фроловой, В.А. Зозуля. Результаты исследований показали, что индивидуально-психологические особенности лидера или руководителя не влияли на эффективность управления группой; однако контраст составили данные по шкалам «коллективистской направленности» и «деловых качеств», обнаружившие значимые различия для диффузных групп и коллективов. Второй вывод касался того, что самооценка группы и оценка ее руководителем фактически никогда не совпадают: оценка эффективным руководителем своей группы несколько завышена, а у неэффективного руководителя наблюдается «эффект занижения» оценки группы, что всегда имело для нее негативные последствия.

Потребность и способность быть личностью - теоретические конструкты, которые были использованы А.В. Петровским при построении модели макро и микрофаз возрастного развития личности . Здесь так же, как и в других случаях, при интерпретации и прогнозировании эмпирических закономерностей был использован принцип деятельностного опосредствования межличностных отношений в группах. В этой модели были представлены закономерности и этапы вхождения индивида в новую, относительно стабильную социальную среду, а также - особенности перехода из одной социальной среды в другую; «пружина развития» была осмыслена А.В. Петровским как противоречие между потребностью и способностью индивида «быть личностью» в группах, отличающихся характером построения и содержанием совместной деятельности; определяющим фактором развития личности в данной модели - не деятельность как таковая («очищенная» от примесей отношений), и не общение как таковое (вне интересов общего дела), а деятельностно-опосредствованное общение индивидов, образующих группу. При этом, как полагал А.В. Петровский, макро и микрофазы возрастного развития личности в равной мере подчиняются логике чередования процессов «адаптации», «индивидуализации» и «интеграции» личности в группах - «малой группе» (круг непосредственных контактов, «ближние»; здесь выделяются микрофазы развития) и - «большой группе» («общество в целом», «дальние», - речь идет о макрофазах развития).

А.В. Петровский - автор идеи «теоретической психологии» . Первоначально эта идея разрабатывалась им совместно с М.Г. Ярошевским, а далее - с В.А. Петровским. Теоретическая психология представляет собой результат категориальной саморефлексии психологии как исторически-складывающейся науки. Разработка «категориального строя» психологии базировалась на механизме категориального синтеза, позволяющего изобразить логические взаимопереходы и связи между категориями различных кластеров («субстанциональность», «направленность», «активность», «когнитивность», «пристрастность», «событийность», «действительность») и плеяд («биологические», «протопсихологические», «базисные психологические», «метапсихологические», «экстрапсихологические» категории).

А.В. Петровский - автор проекта «хронопсихологии» : сравнительной социальной психологии времени. Реализуя идею двойственности исторического времени, хронопсихология, по мысли ее создателя, должна прослеживать динамику общественного сознания, менталитета людей в исторически изменяющемся мире. Опорный принцип развертки «хронопсихологии» заключается в признании психологической двойственности исторического времени. Постулируя этот принцип, А.В. Петровский исходит из того, что личная биография человека, пронизанная токами исторического времени, не может быть понята как прямая проекция перипетий исторического процесса. «Человек живет как бы в двух временных плоскостях: объективной, исторической, и субъективной, личностной, биографической. …Жизнь человека зачастую течет по своей собственной траектории, обходя ловушки, расставленные историческими обстоятельствами».

Существенно важный аспект хронопсихологии - «политическая история науки». Политическая история российской психологии как научной дисциплины раскрывает ее зависимость от «дисциплинирующего» воздействия тоталитарного общества, например, заведомо обреченные на провал попытки ученых пойти «другим», «особым» (идеологически «безупречным») путем в разработке научных проблем, в то время как подлинные открытия могли быть совершены (и совершались) «на обочине особого пути». Последняя книга А.В. Петровского, «Психология и время», завершенная им в последний день его жизни, представляет собой опыт хронопсихологии, раскрывающей связь науки, истории общества и психологии людей. Новеллы, образующие главы этой книги, посвящены судьбам ученых, писателей, педагогов, режиссеров, артистов, политиков, общественных деятелей, с которыми автор книги был связан личными и деловыми узами, а также - судьбе российской психологии «на обочине особого пути» развития.

Спектр научных интересов и разработок А.В. Петровского отражен на следующей схеме.

Глава 14

ПРИНЦИП РАЗВИТИЯ

Наряду с принципами детерминизма и системности важнейшее значение для конструирования психологии как науки, ориентированной на изучение объективных закономерностей личности человека и его психики, имеет принцип развития. Уже у Дж. Локка мы находим ясно выраженную генетическую точку зрения, и с этого времени с нею начинают считаться в психологии. Потому безосновательным представляется широко распространенное мнение о том, что только В.Вундт начал применять генетический принцип при изучении психических процессов. Любое явление, рассматриваемое психологом, может получить адекватное объяснение, если оно становится предметом изучения в его развитии. Это относится как к филогенетическим процессам, характеризующим психику животных, так и к онтогенезу животных и человека. Применительно к личности, важнейшим фактором ее развития является историогенез, то есть освоение культуры как важнейшей стороны накопленного человечеством социального опыта. Биологическое в развивающейся личности выступает в превращенной форме как социальное.

При этом следует теоретически различать социализацию как процесс и результат освоения опыта (как культуры, так и антикультуры) и включение человека в систему образования, понимаемого в качестве целенаправленной и планомерно осуществляемой социализации в интересах человека и (или) общества, к которому он принадлежит.

Социализация имеет стихийный характер и отличие от образования, предполагающего специальную педагогическую организацию. Не являются сколько-нибудь обоснованными попытки противопоставить обучение и воспитание как компоненты образовательного процесса. Нет такой формы обучения, которая бы имплицитно не включала бы в себя воспитательную функцию. В то же время, воспитывая человека, невозможно изъять из этого процесса элементы обучения. Так, формирование навыка становится базой для возникновения привычки, которая не может возникнуть сам по себе, вне того или иного момента обучения.

В теоретическом плане представляет значительный интерес в качестве предмета обсуждения вопрос о соотношении обучения и развития (Ж.Пиаже, Д. Брунер и др.). Наиболее продуктивный подход к решению этой дискуссионной проблемы был предложен Л.С.Выготским, показавшим детерминированность развития процессами обучения, в более широком понимании – образования.

Это не снимает вопроса о выяснении роли наследственного (биологического) фактора в его сопоставлении с культурно-историческими, социально-обусловленными детерминантами, среди которых важнейшее значение имеют процессы обучения. Биологическое и социальное, наследственное и благоприобретенное, и их определяющее значение на протяжении многих лет так или иначе становится исходным пунктом для построения различных теоретических конструкций, реализующих принцип развития (психоаналитические течения, бихевиоризм, необихевиоризм, концепция рекапитуляции Ст. Холла, теория конвергенции двух факторов В.Штерна и др.).

В российской психологии принцип развития приобрел весьма своеобразный характер. Психология в послеоктябрьский период, "выбрав" особый путь своего становления, оказалась в стороне от мировой психологической науки. Этот "выбор" объяснялся конкретно-историческими причинами, и, в частности, тем, что может быть обозначено как применение учеными тактики выживания. Поскольку наука могла сохранить себя, только двигаясь в русле идей марксизма, ей приходилось в данной идеологической парадигме отыскивать то, что, с одной стороны, могло ей придать импульс для получения реального результата исследования, а с другой стороны, не противостоять официальным установкам властей. Эту возможность открывало, в частности, обращение к принципу развития, философские основы которого содержались в трудах Гегеля и оказались ретранслированными, в дальнейшем, Марксом и Энгельсом.

Именно по этой причине в 20-е годы интенсивно проводились исследования в области сравнительной психологии, обращенной к филогенезу в животном мире (В.А.Вагнер, Н.Н.Ладыгина-Коте, Г.З.Рогинский, В.Н.Боровский и др.), а также и детской (возрастной психологии), интегрированной в комплекс педологических наук (Л.С.Выготский, П.П.Блонский, М.Я.Басов и др.).

Таким образом, принцип развития, детерминирующий трактовку процессов фило- и онтогенеза, а следовательно, дающий возможность продолжить работу в ряде отраслей психологической науки, оказался "освящен грифом" диалектико-материалистической методологии. Обращение к принципу развития позволило психологам в Советской России не допустить полной изоляции науки от процессов, развертывающихся в мировой психологии.

В работах как российских, так и зарубежных ученых принцип развития трактовался как взаимосвязь изменений психологических явлений и порождающих их причин. При этом принималась во внимание зависимость происходящих преобразований психических явлений от их включенности в целостную систему.

Новообразования в ходе психического развития характеризовались: необратимостью изменений, их направленностью, закономерностью преобразований, их трансформацией от этапа к этапу развития, "надстраиванием" новых преобразований над предшествующими, имеющими не только количественные, но и прежде всего качественные параметры. Как выяснилось, наиболее продуктивен такой подход к построению теорий, обращенных к психическому развитию, в котором находятся в органичном сочетании идеи преемственности и качественного своеобразия ступеней (этапов, периодов, эпох) развития.

Если до начала 70-х годов в психологии доминировала проблема развития психики, то в последующие десятилетия был осуществлен переход к решению вопроса о развитии личности человека, к построению соответствующей периодизации его этапов. Одним из вариантов решения этой проблемы стало обращение к возможностям социальной психологии. В качестве системообразующего начала был принят принцип деятельностного опосредствования, детерминирующий закономерности перехода от одного возрастного периода к другому. На этом основании была построена периодизация развития личности.

Итак, принцип развития может и должен рассматриваться в единстве с двумя другими принципами построения психологической теории – детерминизма и системности.

Развитие психики в филогенезе

Проблема развития психики представляла собой краеугольный камень всей психологии первой трети XX столетия. Для разработки этой проблемы лейтмотивом явилось обращение к эволюционным идеям Ч.Дарвина.

И.М.Сеченов наметил задачу исторически проследить развитие психических процессов в эволюции всего животного мира. Исходя из того, что в процессе познания следует восходить от простого к сложному или, что то же, объяснять сложное более простым, но никак не наоборот, Сеченов считал, что исходным материалом для разработки психических фактов должны служить простейшие психические проявления у животных, а не у человека. Сопоставление конкретных психических явлений у человека и животных есть сравнительная психология, резюмирует Сеченов, подчеркивая большую важность этой ветви психологии; такое изучение было бы особенно важно для классификации психических явлений, потому что свело бы, вероятно, их многие сложные формы к менее многочисленным и простейшим типам, определив, кроме того, переходные ступени от одной формы к другой.

Позднее, в "Элементах мысли" (1878) Сеченов утверждал необходимость разработки эволюционной психологии на основе учения Дарвина, подчеркивая, что великое учение Дарвина о происхождении видов поставило, как известно, вопрос об эволюции, или преемственном развитии животных форм, на столь осязательные основы, что в настоящее время огромное большинство натуралистов придерживаются этого взгляда и поэтому логически должны признать и эволюцию психологических деятельностей.

А.Н.Северцов в книге "Эволюция и психика" (1922) анализирует форму приспособления организма к среде, которую он именует способом приспособления посредством изменения поведения животных без изменения их организации. Это приводит к рассмотрению различных типов психической деятельности животных в широком смысле этого слова. Как показал Северцов, эволюция приспособлений посредством изменения поведения без изменения организации пошла в дивергирующих направлениях по двум главным путям и в двух типах животного царства достигла своего высшего развития.

В типе членистоногих прогрессивно эволюционировали наследственные изменения поведения (инстинкты), у их высших представителей – насекомых – образовались необыкновенно сложные и совершенные, приспособленные ко всем деталям образа жизни инстинктивные действия. Но этот сложный и совершенный аппарат инстинктивной деятельности является вместе с тем крайне косным: к быстрым изменениям животное приспособиться не может.

В типе хордовых эволюция пошла по другому пути: инстинктивная деятельность не достигла очень большой сложности, но приспособление посредством индивидуального изменения поведения стало развиваться прогрессивно и значительно повысило пластичность организма. Над наследственной приспособляемостью появилась надстройка индивидуальной изменчивости поведения,

У человека надстройка достигла максимальных размеров, и благодаря этому он, как подчеркивает Северцов, является существом, приспособляющимся к любым условиям существования, создающим себе искусственную среду – среду культуры и цивилизации. С биологической точки зрения нет существа, обладающего большей способностью к приспособлению, а следовательно, большим количеством шансов на выживание в борьбе за существование, чем человек.

Эволюционный подход получил продолжение в трудах В.А.Вагнера, который приступил к конкретной разработке сравнительной, или эволюционной, психологии на основе объективного изучения психической жизни животных.

Для понимания его принципиальной позиции интерес представляет статья "А.И.Герцен как натуралист" (1914). В ней Вагнер развивает идеи, намеченные в ряде ранних работ, раскрывает сущность критики Герценом как шеллингианства, пренебрегавшего фактами, так и эмпиризма, представителям которого хотелось бы относиться к своему предмету сугубо эмпирически, страдательно, лишь наблюдая его. Эти столкновения субъективизма, собственно для естествоведения ничего не сделавшего, с эмпиризмом и ошибочность обоих направлений увидели в ту эпоху, как считал Вагнер, только два великих писателя – Гёте и молодой Герцен. Вагнер приводит слова Герцена – "без эмпирии нет науки" – и в то же время подчеркивает, что за философской мыслью Герцен признавал не меньшую важность, чем за эмпиризмом.

Вагнер писал о тех "патентованных ученых", которые ценят в науке только факты и не додумались, какую глубокую ошибку они совершают, уверяя, что теории гибнут, а факты остаются. "Факты изменяются в зависимости от теорий и в связи с ними". Факты описывал Линней, те же факты описывали Бюффон и Ламарк, но в их описании факты оказались иными. "Для понимания их... нужно... уметь пользоваться философским методом наведения. Нужно помнить, что рядом с расчленением науки, необходимым в интересах не познания истины, а приемов и методов изучения, существует высокий научный монизм, о котором писал Герцен". 144

В своих исследованиях, посвященных проблемам развития психики и построенных на богатейшем фактическом материале, Вагнер никогда не оставался "рабом факта", а нередко поднимался до "высшего научного монизма", как он именовал философский материализм Герцена.

В своем труде "Биологические основания сравнительной психологии (Биопсихология)" (1910-1913) Вагнер противопоставляет и вопросах сравнительной психологии научному мировоззрению теологическое и метафизическое.

Теологическое мировоззрение, окончательно оформившееся, по мнению Вагнера, у Декарта, заключалось в отрицании души у животных и представлении их в виде автоматов, хотя и более совершенных, чем всякая машина, сделанная человеком. Замечая, что это мировоззрение всего ближе соответствовало христианскому учению о бессмертии души, Вагнер заключает, что его современное значение ничтожно. Он не считает обоснованными попытками возродить теологическое мировоззрение на почве антидарвинизма, указывая, что такая точка зрения представляет собой рудимент когда-то могущественной теологической философии, видоизмененной и приспособленной к данным современных биологических исследований.

Остатком прошлого является и метафизическое направление, которое пришло на смену теологическому. Вагнер называл метафизику родной сестрой теологии в ее воззрении на душу как самостоятельную сущность. Для современных метафизиков, писал Вагнер, типичны попытки примирить метафизику с наукой. Они уже не говорят о непогрешимости своих умозрений и пытаются доказать, что никакой противоположности между метафизическим и научным решениями "проблем духа и жизни" нет. Вагнер считает эти соображения бездоказательными, а примирение таким образом понимаемой им метафизики с наукой – делом невозможным и ненужным.

Научный подход в истории проблемы развития психики характеризуется, по Вагнеру, столкновением двух противоположных школ.

Одной из них присуща идея о том, что в человеческой психике нет ничего, чего не было бы в психике животных. Атак как изучение психических явлений вообще началось с человека, то весь животный мир был наделен сознанием, волею и разумом. Это, по его определению, "монизм ad hominern" (лат. – применительно к человеку), или "монизм сверху".

Вагнер показывает, как оценка психической деятельности животных по аналогии с человеком приводит к открытию "сознательных способностей" сначала у млекопитающих, птиц и других позвоночных, потом у насекомых и беспозвоночных до одноклеточных включительно, затем у растений и, наконец, даже в мире неорганической природы. Так, возражая Э.Васману, который считал, что муравьям свойственны взаимопомощь в строительной работе, сотрудничество и разделение труда, Вагнер справедливо характеризует эти мысли как антропоморфизм. 145

Несмотря на ошибочность тех конечных выводов, к которым пришли многие ученые, проводя аналогию между действиями животных и людей, этот субъективный метод имел принципиальных защитников и теоретиков в лице В.Вундта, Э.Васмана и Дж.Романеса. Для Вагнера этот метод неприемлем даже с теми корректировками к нему, с теми рекомендациями "осторожно им пользоваться" и прочими оговорками, которые характерны для последних. "Ни теория Романеса, ни коррективы Васмана, – утверждает Вагнер, – не доказали научности субъективного метода. Я полагаю при этом, что неудача их попытки является следствием не недостатка их аргументации или неполноты их соображений, а исключительно неудовлетворительности самого метода, в защиту которого они, хотя и по разным соображениям, выступают". 146

Трудно назвать как в России, так и на Западе биолога или психолога, который в этот период с такой убедительностью и последовательностью разрушал бы веру в могущество субъективного метода, критиковал антропоморфизм в естествознании, как это делал Вагнер. Некоторым ученым он даже казался в этом отношении слишком резким и склонным к крайностям.

Биолог Ю.Филиппченко, как будто сочувственно излагавший отрицательную оценку Вагнером "монизма сверху", был, однако, склонен, как и Васман, ограничиваться поверхностной критикой "ходячей психологии животных". Целиком отрицать метод аналогии нельзя, считал Филиппченко, и "без некоторого элемента аналогии с психикой человека" невозможна никакая психология животных. Он безоговорочно подписывался под словами Васмана: "Человек не обладает способностью непосредственного проникновения в психические процессы животных, а может заключать о них только на основании внешних действий... Эти проявления душевной жизни животных человек затем должен сравнивать с собственными проявлениями, внутренние причины которых он знает из своего самосознания". 147 Далее Филиппченко утверждал, что необходимость подобных сравнений не отрицается и самим Вагнером, и приводил слова последнего о том, что объективная биопсихология для решения своих задач также пользуется сравнением психических способностей, но совершенно иначе как по материалу сравнения, так и по способу его обработки. Здесь, как видим, происходила подмена вопроса о возможности аналогии между психикой человека и психикой животных (что относится к проблеме методов сравнительной психологии) вопросом о сравнении психики животных и человека (что составляет предмет сравнительной психологии). Признавая необходимым сравнение психики человека и животных (без этого не было бы сравнительной психологии), Вагнер отрицал необходимость и возможность метода прямых аналогий с психикой человека в биопсихологии.

Другое направление, противоположное "монизму сверху", Вагнер именовал "монизмом снизу". В то время как антропоморфисты, исследуя психику животных, мерили ее масштабами человеческой психики, "монисты снизу" (к их числу он относил Ж.Леба, К.Рабля и др.), решая вопросы психики человека, определяли ее, наравне с психикой животного мира, мерою одноклеточных организмов.

Если "монисты сверху" везде видели разум и сознание, которые в конце концов признали разлитыми по всей вселенной, то "монисты снизу" повсюду (от инфузории до человека) усматривали только автоматизмы. Если для первых психический мир активен, хотя эта активность и характеризуется теологически, то для вторых – животный мир пассивен, а деятельность и судьба живых существ полностью предопределены "физико-химическими свойствами их организации". Если "монисты сверху" в основу своих построений клали суждения по аналогии с человеком, то их оппоненты видели такую основу в данных физико-химических лабораторных исследований.

Таковы сопоставления двух основных направлений в понимании проблемы развития в психологии. Здесь схвачены принципиальные недостатки, которые для одного направления сводятся к антропоморфизму, субъективизму, а для другого – к зооморфизму, фактическому признанию животных, включая высших и даже человека, пассивными автоматами, к непониманию качественных изменений, характерных для высших ступеней эволюции, то есть в конечном счете к метафизическим и механистическим ошибкам в концепции развития.

Вагнер поднимается до понимания того, что крайности в характеристике развития неизбежно сходятся: "Крайности сходятся, и потому нет ничего удивительного в том, что монисты "снизу" в своих крайних заключениях приходят к такому же заблуждению, к какому пришли монисты "сверху", только с другого конца: последние, исходя из положения, что у человека нет таких психических способностей, которых не было бы у животных, подводят весь животный мир под один уровень с вершиной и наделяют этот мир, до простейших включительно, разумом, сознанием и волей. Монисты "снизу", исходя из того же положения, что человек в мире живых существ с точки зрения психологической ничего исключительного из себя не представляет, подводят весь этот мир под один уровень с простейшими животными и приходят к заключению, что деятельность человека атакой же степени автоматична, как и деятельность инфузорий". 148

В связи с той критикой, которой подверг Вагнер воззрения "монистов снизу", необходимо коротко затронуть сложный вопрос об его отношении к физиологическому учению И.П.Павлова. Вагнер, отдавая Павлову должное (называет его "выдающимся по таланту") и сходясь с ним в критике субъективизма и антропоморфизма, тем не менее, считал, что метод условных рефлексов пригоден для выяснения разумных процессов низшего порядка, но недостаточен для исследования высших процессов. Он стоял на том, что рефлекторная теория, оказываясь недостаточной для объяснения высших процессов, в такой же мере недостаточна и для объяснений основного материала сравнительной психологии – инстинктов. Физиологический механизм инстинкта пока неизвестен и не может быть сведен к безусловному рефлексу – таков его вывод.

При этом Вагнер не утрачивал детерминистической последовательности, трактуя инстинктивные действия в качестве наследственно фиксированной реакции на сумму внешних воздействий, и вместе с тем не отрицал, что в основе всех действий лежат рефлексы. Считая, что между инстинктами и разумными способностями непосредственной связи нет, Вагнер видит их общее рефлекторное происхождение. Действия инстинктивные и разумные восходят к рефлексам – в этом их природа, их генезис. Но он не приемлет механического сведения инстинктов к рефлексу. Здесь Вагнер касается исходного пункта разногласий, характерных для того времени, – вопроса о возможности или невозможности сведения сложных явлений к их составляющим. "В таком утверждении (что все это в сущности явления одного рода. – А.П.)... нет ничего неправдоподобного; но вопрос-то не в том, содействует ли такой способ решения задачи познанию истины или тормозит это познание". 149 "Не ясно ли, – продолжает он, – что лишь идя... путем различения предметов и их анализа, мы можем подойти к выяснению истинной природы этих вещей, что всякие иные пути, стремящиеся под предлогом кажущейся однородности явлений отмахнуться от реального их различия, представляют недопустимую методологическую ошибку... Доказывать, что инстинкты представляют собой только рефлексы, не более основательно, чем доказывать, что крыло бабочки, дракона, птицы и аэроплана суть явления одного и того же рода. Они действительно однородны в качестве приспособления к полету, но совершенно разнородны по существу. То же и рефлексы с инстинктами, явления эти, сточки зрения приспособленности, однородны: и те и другие наследственны, и те и другие нецелепонимательны. Но утверждать на основании частичных признаков сходства, что явления эти однородны по существу, полагать, что, изучив механизм рефлексов, мы можем познать инстинкты, то есть установить законы их развития и отношения к разумным способностям, законы их изменения и образования, – это так демонстративно расходится с фактами, что настаивать на противном едва ли основательно". 150

Вагнер поднимается здесь до диалектического понимания отношений между рефлексами и инстинктами (рефлексы и инстинкты и однородны, и неоднородны, однородны в одном и разнородны в другом). Выше мы отмечали, что сточки зрения Вагнера инстинкты (как и "разумные действия") имеют своим источником рефлексы. Он, таким образом, различает вопрос о происхождении инстинктов и разума (здесь он на позициях рефлекторной теории) и о сведении психических способностей к рефлексам (здесь он против механицизма рефлексологов). Эта трудная проблема постоянно возникает в истории психологии, оставляя верным диалектическое решение вопроса. Это единственный проход между Сциллой субъективизма и Харибдой механицизма (отказ от признания рефлекторного происхождения разума и инстинкта – союз с субъективизмом; сведение психики к рефлексам – союз с механицизмом).

Продолжая подчеркивать рефлекторное происхождение инстинктов, он еще раз оговаривает иной подход к их генезису, нежели тот, который был присущ исследователям, линейно располагавшим рефлекс, инстинкты и разумные способности, как у Г.Спенсера, Ч.Дарвина, Дж.Романеса: рефлекс – инстинкт – разум, или как у Д.Г.Льюиса и Ф.А.Пуше: рефлекс – разум – инстинкт (в последнем случае разум подвергается редукции). По Вагнеру, здесь наблюдается расхождение психических признаков:

Для понимания образования и изменения инстинктов он использует понятие видового шаблона. Инстинкты, по словам Вагнера, представляют не стереотипы, которые одинаково повторяются всеми особями вида, а способность, неустойчивую и колеблющуюся в определенных наследственно фиксированных пределах (шаблонах), для каждого вида своих. Понимание инстинкта как видового шаблона, который наследственно образуется на длинном пути филогенетической эволюции и который, однако, не является жестким стереотипом, привело Вагнера к выводу о роли индивидуальности, пластичности и вариабельности инстинктов, о причинах, вызывающих новообразования инстинктов. Он указывает, что, помимо генезиса путем мутаций (путь к образованию типически новых видов признаков), возможен генезис путем флуктуации. Последний лежит на путях приспособления к изменяющимся условиям.

Вагнер далек от представления о том, что особь может, к примеру, вить гнездо по-разному, по своему усмотрению, как полагали представители классической зоопсихологии. Инстинкт особи индивидуален в том смысле, что соответствует данному колебанию, или, лучше сказать, индивидуален в пределах видового шаблона (трафаретен для вида, индивидуален для особи). Совокупность колебаний инстинкта всех особей вида образует наследственно фиксированный шаблон с более или менее значительной амплитудой колебаний. Теория колебания инстинктов является ключом к выяснению генезиса новых признаков. Факты свидетельствуют, считал Вагнер, что в тех случаях, когда отклонение колебания от типа зайдет за пределы его шаблона, то оно становится в условия, при которых может положить начало возникновению новых признаков, если признак этот окажется полезным и даст некоторые преимущества и борьбе за существование (вследствие чего и будет поддержан естественным отбором).

Не могли не вызывать отрицательного отношения у Вагнера попытки отдельных физиологов, к которым относились в этот период некоторые павловские сотрудники (Г.П.Зеленый и др.), соединить метафизику с физиологией. Он писал, что физиологи, очутившись в чуждой им области отвлеченных соображений, нередко забираются в такую гущу метафизики, что можно лишь недоумевать над тем, как могут совмещаться в одном мозгу столь противоположные способы мышления.

Отрицательную реакцию вызвала у Вагнера трактовка зоопсихологии как науки сплошь антропоморфистской и субъективистской, разделявшаяся многими физиологами и самим Павловым. В этот период зоопсихолог для Павлова – тот, кто "хочет проникать в собачью душу", а всякое психологическое мышление есть "адетерминистическое рассуждение". В самом деле, в те годы, когда Павлов разрабатывал основные положения своего учения о физиологии высшей нервной деятельности, а Вагнер – биологические основания сравнительной психологии, И.А.Сикорский писал, как о чем-то само собой разумеющемся, об "эстетических чувствах" рыб, о "понимании музыки" у амфибий, об "интеллектуальных упражнениях" попугаев, о "чувстве благоговения у быков". Подобный антропоморфизм был в равной мере чужд как Павлову, так и Вагнеру.

Субъективные расхождения Павлова и Вагнера исторически объясняются трудностью решения многих философских проблем науки, и прежде всего проблемы детерминизма. В результате один из них (Вагнер) неправомерно связывал другого с чисто механистической физиологической школой, а другой (Павлов) так же неправомерно не делал никаких исключений для зоопсихологов, стоящих на антиантропоморфистских позициях.

Объективную общность позиций Павлова и Вагнера подметил еще Н.Н.Ланге. Критикуя психофизический параллелизм, или "параллелистический автоматизм", физиологов-механицистов, Н.Н.Ланге выдвинул аргументы, заимствованные из эволюционной психологии. Он указывал, что "параллелистический автоматизм" не может объяснить, каким образом и почему развилась психическая жизнь. Если эта жизнь не оказывает никакого влияния на организм и его движения, то теория эволюции оказывается неприменимой к психологии. "Эта психическая жизнь совершенно не нужна организму, он мог бы так же действовать и при полном отсутствии психики. Если же мы придаем психической жизни биологическую ценность, если в развитии ее видим эволюцию, то эта психика уже не может быть бесполезной для самосохранения организма". 151

В своей "Психологии" Ланге отделяет взгляды Павлова от механистической системы "старой физиологии" и показывает, имея в виду школу Павлова, что в "самой физиологии мы встречаем ныне стремление к расширению старых физиологических понятий до их широкого биологического значения. В частности, такой переработке подверглось понятие о рефлексе – этой основе чисто механического толкования движений животного". 152

Таким образом, Ланге уже тогда увидел, что механистическая концепция рефлекса, восходящая к Декарту, подвергается переработке в павловском учении об условных рефлексах. "Знаменитые исследования проф. Павлова относительно рефлекторного выделения слюны и желудочного сока, – пишет Ланге, – показали, какие разнообразные, в том числе и психические, факторы оказывают свое влияние на эти рефлексы. Прежнее упрощенное понятие о рефлексе как о процессе совершенно независимом от психики оказывается, в сущности, догматичным и недостаточным" 153 Ланге справедливо сближает Павлова не с физиологами-механицистами, а с биологами-эволюционистами.

Критикуя антропоморфизм и зооморфизм в сравнительной психологии, Вагнер разработал объективные методы изучения психической деятельности животных. Исходя из генетического родства животных форм, натуралист-психолог, по мнению Вагнера, должен сравнивать психические проявления данного вида с таковыми не у человека, а у ближайших в эволюционном ряду родственных форм, от которых это сравнение можно вести и далее. Основные зоопсихологические труды Вагнера построены на применении этого объективного метода и являются свидетельством его плодотворности.

Сравнительно-генетический подход к проблемам психологии вызвал непреходящий интерес к идеям и трудам В.А.Вагнера у Л.С.Выготского. Знакомство с неопубликованной перепиской этих двух ученых (к сожалению, письма Вагнера к Выготскому не сохранились, и об их содержании можно судить лишь по ответам последнего) свидетельствует об огромном влиянии, которое оказывал Вагнер на своего молодого коллегу.

Задавшись целью проследить происхождение и развитие психических функций, Выготский обращается к трудам Вагнера. Именно у него Выготский находит положение о признании "центральным для выяснения природы высших психических функций, их развития и распада", понятия "эволюции по чистым и смешанным линиям". Появление новой функции "по чистым линиям", то есть возникновение нового инстинкта, который оставляет неизменной всю прежде сложившуюся систему функций, – это основной закон эволюции животного мира. Развитие функций по смешанным линиям характеризуется не столько появлением нового, сколько изменением структуры всей прежде сложившейся психологической системы. В животном мире развитие по смешанным линиям крайне незначительно. Для человеческого же сознания и его развития, как показывают исследования человека и его высших психических функций, подчеркивает Выготский, на первом плане стоит не столько развитие каждой психической функции ("развитие по чистой линии"), сколько изменение межфункциональных связей, изменение господствующей взаимозависимости психической деятельности ребенка на каждой возрастной ступени. "Развитие сознание в целом заключается в изменении соотношения между отдельными частями и видами деятельности, в изменении соотношения между целым и частями". 154

Роль наследственности и среды в психическом развитии

Проблема развития личности и психики ребенка в 20-х и начале 30-х годов XX века входила в компетенцию педологии – науки о детях. В силу различных причин (политических, идеологических и др.) в середине 30-х годов произошел разгром педологии, начало которому положило постановление ЦК ВКП (б) от 4 июля 1936 года "О педологических извращениях в системе наркомпросов". Педология была объявлена лженаукой, а педологи лжеучеными.

Последствия уничтожения педологии надолго затормозили развитие психологической науки, ее теории и прикладных отраслей. 155

В газете "Правда" от 5 июля 1936 года можно было прочитать: "Контрреволюционные задачи педологии выражались в ее "главном" законе – фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и социальными факторами, влиянием наследственности и какой-то неизменной среды".

Этот подход получил дальнейшее развитие: "Антимарксистские утверждения педологов полностью совпадали с невежественной антиленинской "теорией отмирания школы", которая также игнорировала роль педагога и выдвигала решающим фактором обучения и воспитания влияние среды и наследственности". 156

Были ли основания обвинять педологию в признании фатальной роли наследственности и социальной среды для развития психики и личности ребенка и игнорирования роли школы?

Если в 20-е годы в некоторых работах педологов можно найти отдельные высказывания, позволяющие говорить о подобных ошибочных заключениях, то уже с начала 30-х годов нет каких-либо серьезных данных для утверждения такого рода. Более того, до 1936 года ведущие педологи подвергли критике ошибочные оценки роли наследственности и среды и предложили формулировки, которые в основном достаточно точно характеризуют факторы психического развития и не могут вызвать принципиальных возражений и в настоящее время.

С целью подтверждения предложенных нами выводов, мы считаем возможным дословно процитировать соответствующий раздел учебника "Педология", авторами которого были Г.А.Фортунатов и М.В.Соколов, "Роль наследственности и приобретенного в развитии ребенка" (написан Г.А.Фортунатовым в 1934-1935 годах, а книга вышла из печати в 1936 году). 157

Г.А. Фортунатов пишет:

"Перейдем к вопросу об основных закономерностях возрастного развития ребенка.

Прежде всего необходимо уяснить себе, чем это развитие определяется, какую роль в развитии ребенка играют наследственные задатки, какое влияние на развитие оказывает социальная среда.

На все эти вопросы представители различных научных направлений дают различные ответы; необходимо в них критически разобраться.

Многие западные ученые считают, что развитие ребенка целиком определяется его наследственностью. Согласно этой теории, все наиболее существенные качества человеческой личности заложены уже в зародышевых клетках родителей (в генах). Характерные свойства, таким образом, биологически предопределены. Конечно, не предполагается, что сложнейшие психические функции заключены в генах как какие-то готовые качества; имеются в виду только их задатки; но развитие личности понимается как самораскрытие, саморазвертывание этих задатков. Среда может способствовать этому саморазвитию или задерживать его, но внести сколько-нибудь существенные качественные изменения она якобы не может.

По этой теории, потребности, симпатии, интересы ребенка развиваются и формируются по таким же законам, как развивается яйцо.

Развитие цыпленка в яйце есть органический процесс, подчиненный чисто биологическим законам. Развитие личности в этом понимании является также процессом чисто биологического созревания.

Выше мы уже говорили о недопустимости такого отождествления. Ребенок является существом, живущим в созданной людьми среде; он неразрывно связан с этой средой семьей, детским садом, школой. Несомненно, что наследственностью нам даны некоторые задатки, но не может быть и речи об их самостоятельном, независимом от среды саморазвитии в заранее предопределенном направлении. В различных социальных условиях эти задатки могут не только развиваться в большей или меньшей степени; одни и те же наследственные задатки, например у двух однояйцевых близнецов, в разных условиях обучения и воспитания могут развиваться в разных направлениях и дать в конечном итоге разные качества.

Иной подход к этому вопросу мы видим в другом научном лагере. К этому лагерю принадлежит целый ряд буржуазных ученых; особенным распространением эта точка зрения пользовалась в советской педологии на ранних этапах ее развития. Заключается эта точка зрения в следующем.

Борясь против теорий об отрыве личности от социальной среды, против недооценки этой среды, многие советские педологи поставили вопрос диаметрально противоположно: среда в их понимании стала всесильной, ребенок же при рождении являлся как бы чистой доской. Что будет написано на этой доске – целиком ставилось в зависимость от среды. Все качества личности, за исключением того ничтожного багажа, с которым ребенок появляется на свет, целиком рассматривались как приобретенные, как прямой результат среды и воспитания; наследственные задатки совершенно не учитывались. Сам процесс развития рассматривался как процесс пассивного приспособления к окружающей среде. Ребенок как бы отражал в себе среду, рассматривался как простая копия, слепок со среды. Активность ребенка, его сознание, его меняющееся отношение к среде оставались в полном пренебрежении. Какова среда, таков и ребенок, при одинаковой среде и дети все должны быть одинаковыми – так короче всего можно сформулировать эту точку зрения.

Эта точка зрения казалась авторам оптимистической, так как она открывала широкий простор влияниям среды и воспитания. Очень легко, казалось, "на заказ" создавать желаемый тип ребенка, не встречая препятствий ни со стороны наследственных задатков, ни со стороны возрастных возможностей. Стиралось качественное отличие ребенка от взрослого; казалось, что из ребенка сразу можно сделать хорошего производственника и сознательного коммуниста – стоит только соответствующим образом его воспитать. По существу же такая постановка вопроса приводит к глубоко пессимистическим положениям: ребенок в сущности является покорной жертвой внешних сил и при плохих условиях воспитания неминуемо должен погибнуть; каким образом угнетение могло порождать борцов и революционеров – с этой точки зрения – становится непонятным.

В условиях нашей советской действительности переоценка роли среды и недоучет возрастных возможностей ребенка толкали на то, чтобы ставить себе неосуществимые воспитательные задачи. Пытались включать ребенка-дошкольника в выполнение промфинплана, найти ему место на производстве; возлагали на школьника чрезмерную общественную нагрузку и при этом игнорировали организованный учебный процесс, школу и т.п. Все это являлось практическим отражением неверных теоретических установок, и там и здесь не учитывалась школа.

Мы рассмотрели две противоположные теории, объясняющие значение среды и наследственности, социальных и биологических влияний в развитии ребенка. Обе оказались неприемлемыми. Нужно отметить и попытку создать из этих двух крайних точек зрения одну промежуточную. Попытка эта принадлежит немецкому ученому В.Штерну. "Если из двух противоположных точек зрения каждая может опереться на серьезные основания, то истина должна заключаться в соединении обеих", – говорит Штерн.

Штерн рассматривает наследственное и приобретенное в развитии ребенка как две силы, два фактора, противостоящие друг другу. Душевное развитие Штерн рассматривает "как результат конвергенции, схождения, скрещивания", то есть механического сцепления.

Нас никак не может удовлетворить и эта "промежуточная" точка зрения. Среда и наследственность не должны рассматриваться как две силы, действующие наличность независимо друг от друга; как образно говорит американский педолог Гезелл, развитие не есть "марионетка, управляемая дерганием двух ниточек". Развитие есть процесс, в котором социальное и биологическое диалектически неразрывны. Нельзя представлять себе влияния среды как внешние наслоения, из-под которых можно вышелушить внутреннее, неизменное биологическое ядро.

Наследственно обусловленные задатки человека непрерывно изменяются и преобразуются в процессе социального развития. Но и приобретенные качества строятся на известной биологической основе, без которой немыслимо было бы развитие. Каждая следующая ступень развития включает в себя все предыдущие и строится, таким образом, на непрерывно изменяющейся основе. Биологическое в его первоначальном чистом виде перестает существовать, оно подчинено социальному, изменено им, и выделить его "в чистом виде" не представляется возможным. Точно так же и влияния среды не являются простыми, механическими напластованиями. Среда направляет развитие, но одна и та же среда влияет по-разному, в зависимости от того, как ребенок ее воспринимает, осознает, как он научился действовать в этой среде на предшествующих стадиях своего развития и что он представляет собой в физическом отношении. Решающими во влияниях среды на развитие ребенка являются школа и школьный педагогический процесс".

Явно не требуется дополнительных пояснений для того, чтобы подчеркнуть тенденциозность и лживость обвинений педологии в фатализации наследственности и среды как факторов психического развития. Труды Л.С.Выготского, П.П.Блонского, М.Я.Басова, М.М.Рубинштейна, Г.А.Фортунатова, проходившие в 20-е годы "по разряду педологии", реализовали принцип развития психики и личности в последующие годы. Они образовали фундамент построения психологической теории.

Развитие психики и развитие личности.
Проблема ведущей деятельности

Проблема развития ребенка становится приоритетной для российской психологии начиная с 30-х годов. Однако общие теоретические аспекты возрастной психологии до сих пор остаются дискуссионными.

В традиционном подходе к этой проблеме не различалось развитие личности и развитие психики. Между тем подобно тому, как личность и психика являются не тождественными, хотя и находятся в единстве, так и развитие личности и развитие психики образуют единство, но не тождество (не случайно возможно словоупотребление "психика, сознание, самосознание личности", но, разумеется, не "личность психики, сознания, самосознания").

Так, аттракция (привлекательность субъекта для другого человека в условиях межличностного восприятия) трактуется в психологии как характеристика личности субъекта. Однако аттракция не может рассматриваться как характеристика его психики хотя бы потому, что он привлекателен для других и именно там, в психике этих людей, осознанно или неосознанно, складывается специфическое эмоциональное отношение к нему, как к привлекательному человеку, формируется соответствующая социальная установка. Для того чтобы изучить механизм аттракции, психолог должен принять во внимание особенности психики самого субъекта. Но это ничего не даст, если нам неизвестна ситуация, те реальные предметные отношения людей, в которых зарождается, проявляется и оценивается другими его привлекательность. Между тем эти реальные отношения складываются не во внутреннем пространстве его психики, а в межличностных связях, субъектом которых является человек как личность.

Самый изощренный, психологический анализ, обращенный исключительно к интраиндивидным, собственно психическим характеристикам человека, например к его мотивационно-потребностной сфере, не откроет для нас, почему он в одних сообществах оказывается привлекательной, а в других – отвратительной личностью. Для этого необходим психологический анализ этих сообществ, и это становится существенным условием понимания личности человека.

Признание того, что понятия "личность" и "психика" не могут при всем их единстве мыслиться как тождественные, не является очевидным. Начало методологическому рассмотрению идеи о тождестве личности и психики (сознания) содержится имплицитно в трудах некоторых психологов. Начало этому положил Э.В.Ильенков, который считал необходимым "искать разгадку "структуры личности" в пространстве вне органического тела индивида и именно поэтому, как ни парадоксально, во внутреннем пространстве личности. В этом пространстве сначала возникает человеческое отношение к другому индивиду (именно как реальное, чувственно-предметное, вещественно-осязаемое отношение, "внутри" тела человека никак не заложенное), чтобы затем – вследствие взаимного характера этого отношения – превратиться в то самое "отношение к самому себе", опосредствованное через отношение к "другому", которое и составляет суть личностной – специфически человеческой – природы индивида. Личность поэтому и рождается, возникает (а не проявляется!) в пространстве реального взаимодействия по меньшей мере двух индивидов, связанных между собой через вещи и вещественно-телесные действия с ними... Это именно реальное отношение, отношение двусторонне-активное, а не "отношение", как и каким оно представлено в системе самочувствий и самомнений одного из участников этого диалогического взаимодействия...".

"Личность не внутри "тела особи", а внутри "тела человека", которое к телу данной особи никак не сводится, не ограничивается его рамками..."

Итак, личность заключена не только внутри "тела особи", "внутри органического тела индивида", ее нельзя толковать как естественно-природное образование.

Можно в подробностях описать психические качества, процессы и состояния героя или злодея, но вне деяний, ими совершаемых, никто из них как личность перед нами не предстанет. Деяния же могут быть совершены только в сообществе людей, в реальных социальных отношениях, которые и творят, и сохраняют его как личность.

Теоретически недопустимое неразличение понятий "личность" и "психика" оказалось одной из основных причин деформации некоторых исходных принципов понимания движущих сил развития личности.

Л.С.Выготским (1930) была сформулирована идея социальной ситуации развития, "системы отношений между ребенком данного возраста и социальной действительностью как "исходного момента" для всех динамических изменений, происходящих в развитии стечение данного периода и определяющих целиком и полностью те формы и тот путь, следуя по которому ребенок приобретает новые и новые свойства личности".

Этот тезис Выготского принят как важнейший теоретический постулат концепции развития личности. В педагогической и возрастной психологии он не только никогда не опровергался, но и постоянно использовался как основополагающий (Л.И.Божович). Однако рядом с ним, а в дальнейшем фактически и вместо него в качестве исходного момента для объяснения динамических изменений в развитии фигурирует принцип "ведущего типа деятельности" (А.Н.Леонтьев, Д.Б. Эльконин, В.В.Давыдов и др.).

В.В.Давыдов считает, что "социальная ситуация развития – это прежде всего отношение ребенка к социальной действительности. Но именно такое отношение и реализуется посредством человеческой деятельности. Поэтому вполне правомерно в этом случае использовать термин "ведущая деятельность" как синоним термина "социальная ситуация развития"".

Между тем если отношение ребенка к социальной действительности, что, по Л.С.Выготскому, и есть "социальная ситуация развития", реализуется "посредством человеческой деятельности", то без некоторого насилия над логикой само оно, очевидно, не может быть обозначено как "ведущая деятельность".

Тот факт, что социальное отношение реализуется посредством деятельности, представляется бесспорным, но сколько-нибудь очевидной связи понятия "социальная ситуация развития" и понятия "ведущая деятельность", впервые сформулированного в 40-е годы А.Н.Леонтьевым, здесь пока не прослеживается.

Что же такое "ведущая деятельность" и какую роль она играет в развитии личности?

По А.Н.Леонтьеву, "ведущая деятельность – это такая деятельность, развитие которой обусловливает главнейшие изменения в психических процессах и психологических особенностях личности на данной стадии его развития". "Жизнь или деятельность в целом не складывается, однако, механически из отдельных видов деятельности. Одни виды деятельности являются на данном этапе ведущими и имеют большее значение для дальнейшего развития личности, другие – меньшее. Одни играют главную роль в развитии, другие – подчиненную".

Выдвижение на первый план психологии развития личности проблемы "ведущей деятельности" или "ведущего типа деятельности" имеет свои объективные причины, обусловленные "надсознательным" процессом формирования категориального и понятийного строя психологической науки. В период, когда закладывались основы советской психологической науки, детская психология имела достаточно четко выраженную когнитивную ориентацию, обусловленную освоением марксистских идей (теория отражения). Исключительный по своей значимости вклад в выяснение конкретных механизмов и закономерностей развития перцептивных, мнемических и интеллектуальных процессов внесли работавшие в то время психологи, изучавшие развитие высших психических функций: логическую память, воображение, понятийное мышление (Л.С.Выготский); память и мышление (П.П.Блонский, А.Н.Леонтьев, П.И.Зинченко, Л.В.Занков, А.А.Смирнов); мышление (С.Л.Рубинштейн, Г.С.Костюк, А.А.Люблинская, Н.А.Менчинская, Л.А.Венгер и др.); интеллект и речь (А.Р.Лурия); способности (Б.М.Теплов, Н.С.Лейтес); внимание (Н.Ф.Добрынин); восприятие (Б.Г.Ананьев, А.В.Запорожец, В.П.Зинченко); учебную деятельность (Д.Б.Эльконин, В.В.Давыдов) и т.д. Совершенно очевидно, что теория развития психики затачивалась на оселке экспериментального исследования именно когнитивных процессов.

Значение воли и аффекта никто не отрицал, но их теоретико-эмпирическое изучение не могло идти ни в какое сравнение с масштабом изучения познавательной деятельности. Тем более, на протяжении многих лет (30-60-е годы) в тени оставались социально-психологические аспекты изучения развития личности.

Предложенное А.Н.Леонтьевым понимание личности как системного социального качества индивида (1975) осваивается психологией лишь в 80-е годы и фактически не резонирует в возрастной психологии, хотя для этого были возможности уже после первой публикации его статей в журнале "Вопросы философии" (1972, 1974), ставших основой для написания соответствующих глав книги "Деятельность. Сознание. Личность". Не была осмыслена для разработки теории возрастного развития личности важнейшая и весьма конструктивная идея А.Н.Леонтьева о том, что "многообразные деятельности субъекта пересекаются между собой и связываются в узлы объективными общественными по своей природе отношениями, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархия и образуют тот "таинственный" центр "личности", который мы называем "Я"; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не за поверхностью его кожи, а в его бытии".

Таковы объективные причины невольной подмены понятий, а по существу, последовательного сведения развития личности к развитию психики, а развития психики – к развитию перцептивных, мнемических и интеллектуальных процессов.

В этом контексте становится понятным выдвижение на первый план в качестве основного фактора развития "ведущего типа деятельности". Действительно, для формирования когнитивных процессов основным фактором ("ведущим типом деятельности"), обусловливающим развитие в дошкольном возрасте, является преимущественно игровая деятельность, в которой формируются воображение и символическая функция, обостряется внимание, а в школьном возрасте (от первого класса до последнего, а не только в начальной школе) учебная деятельность, связанная с усвоением понятий, навыков и умений, оперированием с ними (обучение ведет за собой развитие, по Л.С.Выготскому). Конечно, если свести развитие личности к развитию психики, а последнее – к развитию когнитивных процессов, то в результате этой двойной редукции можно было обозначить, как это и зафиксировано в психолого-педагогической литературе, игру и учение как "ведущие типы деятельности" для развития целостной человеческой личности. Но теоретическая несостоятельность подобного подхода, приобретшего характер истины, не требующей доказательств, слишком очевидна.

Детская психология не располагает никакими экспериментальными доказательствами того, что можно выделить один тип деятельности как ведущий для развития личности на каждом возрастном этапе, например в дошкольном возрасте или в трех школьных возрастах. Для получения убедительных доказательств было необходимо провести ряд специальных экспериментальных процедур и значительное количество исследований внутри каждого возрастного периода, имеющих своим предметом сравнение (по "горизонтали" – возрастного среза и по "вертикали" – возрастного развития) реальной значимости каждого из многочисленных типов деятельности, в которые вовлечены дети, для развития их личности. Масштабы и методические трудности решения такой задачи превосходят возможности воображения исследователя.

В результате доказательства были заменены утверждениями, субъективный характер которых легко обнаруживается при простом их сопоставлении. Так, например, в качестве ведущей деятельности для дошкольного возраста была названа игровая деятельность (А.Н.Леонтьев, Д.Б.Эльконин, В.В.Давыдов), общение (М.И.Лисина), детское художественное творчество (М.С.Каган), для подросткового возраста – интимно-личное общение (Д.Б.Эльконин), учебная деятельность (Д.Б.Эльконин, А.Коссаковски), познание, переходящее в ценностно-ориентационную деятельность (М.С.Каган).

В теоретическом плане необходимо вернуться к исходному для психологии понятию Л.С.Выготского "социальная ситуация развития", не подменяя его понятием "ведущий тип деятельности". Определяющим развитие личности является деятельностно-опосредствованный тип взаимоотношений, складывающийся у нее с референтными, находящимися на различных уровнях развития в этот период группами и лицами, и взаимосвязями деятельностей, которые задают эти референтные группы, общением в них, а не монополия "ведущего типа деятельности" (предметно-манипулятивной или игровой, или учебной и т.д.). (См. главу 11 "Категория общения".)

Это конкретизирует и на экспериментальном материале подтверждает с позиций деятельностного подхода к личности положение Л.С.Выготского о "социальной ситуации развития как отношении между ребенком и социальной средой". Отношения у одних, к примеру, подростков могут опосредствоваться учебной деятельностью в классе, спортивной – в волейбольной команде, у других, напротив, противоправной деятельностью в криминальной "группировке". А.Г.Асмолов считает, что "деятельность определяет личность, но личность выбирает ту деятельность, которая ее определяет". И далее: "...ведущие деятельности не даны ему (подростку. – А.П.), а заданы конкретной социальной ситуацией развития, в которой совершается его жизнь".

Итак, следует различать два подхода к развитию личности. Первый, собственно психологический – что уже есть у развивающейся личности и что может быть в ней сформировано в данной конкретной социальной ситуации развития. В рамках этого подхода понятно, что в пределах одного и того же возраста различные по типу деятельности не даны изначально личности в тот или иной период, а активно выбраны ею в группах, различающихся между собой по уровню развития. Второй, собственно педагогический подход – что и как должно быть сформировано в личности, чтобы она отвечала социальным требованиям. В рамках этого подхода некоторая социально-одобряемая деятельность всегда выступает как: ведущая для развития личности, опосредствуя ее отношения с социальной средой, общение с окружающими, конституируя "социальную ситуацию развития". Однако это не будет один "ведущий тип деятельности" для каждого возраста.

Развитие личности не может и не должно на каждом возрастном этапе определяться всего лишь одним "ведущим типом деятельности". В подростковом и раннем юношеском возрасте развитие интеллекта обеспечивается учебной деятельностью, и для этой цели она является ведущей; социальная активность задается деятельностью, обеспечивающей адаптацию в различающихся группах; физическое совершенство – спортивной деятельностью; нравственное развитие – взаимодействием с референтными лицами, дающими возможность подростку осваивать образцы поведения. Очевидно, что чем больше расширяются социальные связи, тем более они перекрещиваются между собой.

Задача развития личности не предполагает необходимости для того или иного возрастного периода и соответственно для каждого ребенка данной возрастной группы выделить одну-единственную ведущую деятельность как личностнообразующую, оставив за другими роль ее сателлитов. В противном случае нельзя не опасаться, что будет происходить однобокое формирование личности, что возникнет некая гипертрофия одной из ее сторон, тормозящая развитие и противоречащая ее гармонизации.

В качестве личностнообразующей ведущей деятельности на каждом возрастном этапе необходимо сформировать комплексную многоплановую деятельность или, точнее, динамическую систему деятельностей, каждая из которых решает свою специальную задачу, отвечающую социальным ожиданиями, и в которой нет оснований выделять ведущие или же ведомые компоненты.

Все сказанное уже имплицитно содержит отрицание предложенной Д.Б.Элькониным возрастной периодизации, основанной на поочередной смене "ведущих деятельностей", якобы в одном возрастном периоде обеспечивающих преимущественное развитие мотивационно-потребностной сферы, а на сменяющем его этапе – операционно-технический.

Эта гипотеза еще в 1979 году была подвергнута критике Г.Д.Шмидтом, писавшим: "...обе эти сферы нельзя описать однозначно ни количественно, ни качественно, если трактовать их как гетерогенные. Кривая в публикации Эльконина ложно представляет подобную возможность, которой не существует. Упомянутая выше смена доминирований, положенная в основу модели, объективно не прослеживается". В самом деле, каковы основания для того, чтобы считать, что целостность личности может быть настолько фундаментально расчленена, чтобы одна ее сторона на три-четыре года доминировала и тянула за собой другую? Никаких экспериментальных подтверждений для этого не нашлось, да и не могло быть найдено. Тем не менее, на протяжении ряда лет концепция возрастной периодизации Д.Б.Эльконина была, по существу, единственной и развернутой критики не встречала, более того, приобрела характер аксиомы возрастной психологии.

А.Н.Леонтьев в свою очередь подчеркивал, что развитие не является независимым от конкретно-исторических условий, в которых оно протекает, от "реального места, которое ребенок занимает в системе общественных отношений". Им был поставлен вопрос о связи между изменениями этого места и изменениями ведущей деятельности ребенка. Он отмечал, что в ходе развития прежнее место, занимаемое ребенком в окружающем его мире человеческих отношений, начинает сознаваться им как не соответствующее его возможностям и он старается изменить его. При этом якобы возникает открытое противоречие между образом жизни ребенка и его возможностями, уже опередившими этот образ жизни. В соответствии с этим его деятельность перестраивается. Тем самым совершается переход к новой стадии развития его психической жизни. В качестве примера приводилось явление "перерастания" ребенком своего дошкольного детства. Указывалось, таким образом, что переход из стадии дошкольного возраста в школьную определяется внутренними закономерностями развития. Следовательно, предполагалось, что возможности, которые предоставляла игра как ведущая деятельность для развития ребенка, будто бы исчерпываются и спонтанно происходит переход к следующему виду деятельности – учению. Ребенок занимает новое место в системе общественных отношений – уже в школе, – тем самым входя в новую возрастную стадию. "...Проходит некоторое время, знания ребенка расширяются, увеличиваются его умения, растут его силы, и в результате деятельность в детском саду теряет для него прежний смысл и он все больше "выпадает" из жизни детского сада". Все это порождает, отмечает А.Н.Леонтьев, так называемый кризис семи лет. "Если ребенок останется еще на целый год вне школы, а в семье на него по-прежнему будут смотреть как на малыша, то этот кризис может обостриться чрезвычайно".

Подобное понимание детерминации переходов ребенка от одной возрастной стадии к другой и от предшествующей "ведущей деятельности" к последующим можно было бы понять, если придерживаться трактовки процесса развития личности как заведомо независимого от конкретно-исторических условий его протекания и разыгрывающегося лишь во внутреннем пространстве мира индивида. Однако нельзя не принимать во внимание факт объективно обусловленного изменения места ребенка в окружающем мире, которое происходит безотносительно к тому, исчерпала или нет свои возможности ведущая деятельность на предыдущем этапе развития.

Следует напомнить, что, к примеру, в 30-е годы обучение в школе начиналось не с шести-семи лет, как сейчас, а с восьми лет. Дети, таким образом, задерживались в детском саду по сравнению с их нынешними сверстниками. Порождало ли именно это обстоятельство "кризис семи лет", да и был ли он? Более чем сомнительно.

Переход на следующую возрастную стадию не является спонтанным. Он детерминирован задачами и требованиями, вытекающими из особенностей социально-экономического развития страны. Это стимулирует активность педагогической подготовки ребенка к выполнению обязательных для него задач и требований, и прежде всего к формированию целенаправленной мотивации. Ее сущность может быть обозначена словами: "Хочу быть школьником!"

Не исключено (хотя подтверждение этому потребовало бы специального психологического исследования), что дети и после семи лет играли бы в детском саду, не помышляя о школе и не испытывая состояния душевного кризиса, если бы общество посредством системы педагогических воздействий не формировало у них соответствующую мотивацию, не готовило бы их к вхождению в новую возрастную стадию и не настаивало бы на необходимости такого перехода.

Именно многоплановая, а не одна, провозглашенная в качестве доминирующей, деятельность оказывается ведущей на каждом возрастном этапе и готовит развивающуюся личность к новым этапам (интеграция на предыдущем этапе обеспечивает быстрое и успешное прохождение адаптации на последующем витке развития). Переход в каждый новый возрастной период обусловлен объективными общественно-историческими условиями, общей "социальной ситуацией развития" детства, а не истощением возможностей, которыми обладала деятельность на предыдущем этапе, и не фактом "перерастания" ее ребенком. Только после перехода на новую возрастную стадию вновь запускается самодвижение развития, происходит переход количественных накоплений в качественные изменения структуры развивающейся личности. В этом и выступают специфические для развития "перерывы непрерывности".

Рассматривая вопрос о соотношении развития психики и развития личности, мы исходим не только из того, что при единстве этих процессов они не являются тождественными. Хотя процесс развития психики является важнейшим компонентом, стороной, аспектом развития личности человека, им развитие последней не исчерпывается. Изменение статуса личности, обретение престижа и авторитета, вхождение в новые социальные роли, возникновение или исчезновение ее привлекательности не могут быть описаны как стороны развития психики и не могут быть сведены к ним.

Поэтому периодизация развития в онтогенезе – это прежде всего периодизация развития личности как метапсихологической категории. Развитие психики, а следовательно, и его периодизация являются стороной, хотя и важнейшей, развития личности. Существует противоположный подход к теоретическому решению этой проблемы.

В.В.Давыдов в отличие от А.В.Петровского, чьи взгляды на процесс развития личности были изложены выше, считает, что "развитие личности – это не какой-либо самостоятельный процесс. Оно включено в общее психическое развитие ребенка, поэтому развитие личности и не имеет какой-либо самостоятельной периодизации".

Историзм в анализе проблемы ведущей деятельности

Решение сегодняшних теоретических споров тесно связано с обращением к истории психологии. (См. главу 2 "Историзм теоретико-психологического анализа".) Следует различать устойчивую и плодотворную традицию психологической мысли (применительно к рассматриваемой проблеме: идею "социальной ситуации развития", "зоны ближайшего развития", "сензитивных периодов" Л.С.Выготского, "деятельностного подхода к развитию психики" А.Н.Леонтьева, "формирования способностей в деятельности" Б.М.Теплова и др.) и стереотипы, некритически усвоенные психологическим сообществом и сложившиеся под влиянием недостаточно обоснованных подходов, отражавших ситуативные высказывания отдельных, в том числе и видных, ученых. Теоретический анализ обязан расставить все по местам, как бы ни было трудно расставаться с привычными представлениями и формулами и какие бы имена при этом ни были бы упомянуты.

Необходимо с вниманием отнестись к высказанным в разное время критическим соображениям по поводу предмета сегодняшних дискуссий, особенно если вопрос не "закрыт", а критические замечания не привели к научной саморефлексии.

Так случилось и с критикой по поводу понятия "ведущий тип деятельности", сформулированного А.Н.Леонтьевым. Уже в 1946 году во втором издании "Основ общей психологии" С.Л.Рубинштейн выражает сомнение по поводу тезиса об игре как ведущей форме деятельности в развитии ребенка-дошкольника: "...является ли игровая деятельность, входящая несомненно как существенный компонент в образ жизни ребенка-дошкольника, самой основой его образа жизни и определяет ли она в конечном счете самый стержень личности ребенка как общественного существа? Вопреки общепринятой точке зрения мы склонны, не отрицая, конечно, значения игры, искать определяющие для формирования личности как общественного существа компоненты его образа жизни и в неигровой повседневной бытовой деятельности ребенка, направленной на овладение правилами поведения и включения в жизнь коллектива".

Д.Б.Эльконин в своей книге "Психология игры" приводит эту цитату С.Л.Рубинштейна, но не обсуждает и не опровергает ее. В 1978 году Н.С.Лейтес писал: "Подход к проблемам возрастного развития с точки зрения "ведущей деятельности" применяется еще в слишком общем виде, происходит, например, отождествление ее с каким-нибудь из таких глобальных подразделений видов деятельности, как игра, учение, труд (в последнее время к ним добавляют и общение как вид деятельности).

В результате недостаточно внимания уделяется тем внутренним предпосылкам своеобразия деятельности, которые отличают каждый возрастной период... Вероятно, главное состоит не столько в вопросе о том, в игре ли, учении, общении или труде развивается по преимуществу личность в данном возрасте (да и всегда ли можно разграничивать и тем более противопоставлять значение таких видов деятельности?), сколько в выяснении более конкретных психологических характеристик деятельности и самих свойств личности ребенка на разных возрастных этапах".

Эти (и им подобные) справедливые замечания долго не принимались во внимание и не были использованы в целях преодоления стереотипов нашего мышления.

Автор настоящей главы подчеркивает, что он не в меньшей мере, чем другие психологи, был ориентирован на концепцию ведущего типа деятельности и только в 1984 году дал ее критический анализ. Отношение к этой концепции, насколько можно судить, постепенно менялось.

Нарушением принципа историзма в теоретико-психологическом анализе было бы игнорирование трансформации взглядов ученых, реально происходящей на протяжении многих лет их активной работы. Это в полной мере относится к воззрениям А.Н.Леонтьева, идеи которого оказались исходным пунктом для постановки проблемы "ведущего типа деятельности". После 1945 года сам А.Н.Леонтьев в новых трудах, посвященных проблеме развития психики и личности, больше не возвращается к представлениям о "ведущем типе деятельности", хотя и не отказывается от воспроизведения этих ранних статей в своих книгах, суммирующих работы разных лет. Возникающий в этой связи вопрос о том, является ли гипотеза о "ведущей деятельности" его принципиальной позицией, которой он придерживался до конца жизни, или же реликтом его творческой биографии, может быть решен историком психологии только в условиях глубокого изучения его научного творчества и обстоятельств жизненного пути. Во всяком случае, в его последней и, по существу, итоговой фундаментальной работе "Деятельность. Сознание. Личность" эта идея не только не прослеживается, но и вообще не фигурирует. В ней упомянута лишь идея Д.Б.Эльконина о чередовании фаз развития.

Между тем замысел и содержание книги многократно открывали для автора возможность обращения к ней (это в особенности относится к одному и важнейших разделов книги – "Формирование личности"). "Изучение процесса объединения, связывания деятельностей субъекта, в результате которого формируется его личность, представляет собой капитальную задачу психологического исследования", – пишет А.Н.Леонтьев, намечая пути исследования развития личности.

Очевидно, что необходима серьезная теоретическая работа специалистов в области возрастной, педагогической и социальной психологии, нацеленная на содержательный пересмотр многих укоренившихся, но недостаточно, а иногда и вовсе не обоснованных положений, на которых на протяжении длительного времени базировались психологические концепции развития личности. При этом следует избегать излишней категоричности суждений, впрочем, не в меньшей мере, чем это следовало делать, когда эти положения вводились в научный оборот. Специальной и при этом важнейшей задачей остается разработка и внедрение новых концепций развития личности и в их составе концепций развития психики. Последние должны быть ориентированы на формирование не только перцептивных, мнемических и интеллектуальных, но и эмоциональных процессов, а также воли, что хотя и не исчерпывает проблематику развития личности, но составляет ее важную часть.

В разных по уровню развития группах ведущими временно или постоянно оказываются весьма различающиеся по содержанию, интенсивности и социальной ценности типы деятельности. Это полностью размывает представление о "ведущем типе деятельности" как основании периодизации развития личности.

Личностно-образующим началом на каждом возрастном этапе становится комплекс взаимозависимых деятельностей, а недоминирование одного типа деятельности, преимущественно ответственного за успешное достижение целей развития. Между тем у каждого индивида в результате психологического анализа может быть выделен присущий именно ему ведущий тип деятельности, позволяющий отличать его от многих других.

Общий вывод, который может быть сделан в результате рассмотрения вопроса, обозначенного в названии раздела, состоит в том, что нельзя указать один, раз навсегда данный, фиксированный для каждого возрастного периода "ведущий тип деятельности".

Социально-психологическая концепция развития личности

А.В.Петровским и 1984 году была предложена психологическая концепция развития личности и возрастной периодизации, рассматривающая процесс развития личности как подчиненный закономерности единства непрерывности и прерывности. Непрерывность в развитии личности как системы выражает относительную устойчивость ее переходов от одной фазы к другой в данной для нее референтной общности. Прерывность характеризует качественные изменения, порождаемые особенностями включения личности в новые конкретно-исторические условия. Последние связаны с действием факторов, относящихся к ее взаимодействию с "соседними" системами, в данном случае с принятой в обществе системой образования. Это определяет конкретную форму протекания процесса развития личности. Единство непрерывности и прерывности обеспечивает целостность процесса развития личности.

Таким образом, возникает возможность выделения двух типов закономерностей возрастного развития личности. Первый тип психологических закономерностей развития личности. Источником здесь выступает противоречие между потребностью индивида в персонализации (потребность быть личностью) и объективной заинтересованностью референтных для него общностей принимать лишь те проявления индивидуальности, которые соответствуют задачам, нормам, ценностям. Это обусловливает становление личности как в результате вхождения в новые для человека группы, выступающие в качестве институтов его социализации (например, семья, детский сад, школа, воинское подразделение), так и вследствие изменения его социальной позиции внутри относительно стабильной группы. Переходы личности на новые этапы развития в этих условиях не определяются теми психологическими закономерностями, которые выражали бы моменты самодвижения развивающейся личности.

Второй тип закономерностей развития личности. В этом случае личностное развитие детерминировано извне включением индивида в тот или иной институт социализации или же обусловлено объективными изменениями внутри этого института. Так, школьный возраст как стадия развития личности возникает в связи с тем, что общество конструирует соответствующую систему образования, где школа является одной из "ступеней" образовательной лестницы.

Признание того, что существует два типа закономерностей, определяющих развитие личности, разрушает традиционные представления об одном, якобы единственном, основании детерминации перехода ребенка на новую стадию развития, к примеру, утверждение, что переход из дошкольного детства в школьный возраст, носит спонтанный характер, является дискуссионным и более чем сомнительным.

Отсутствие общепринятой психологической концепции личности не могло не сказаться на разработке теории развития личности – богатство эмпирических исследований в возрастной психологии само по себе не могло обеспечить интегрирование представлений о личности как некотором едином целом.

Очевидное несовпадение, не тождественность понятий "индивид" и "личность", как и понятий "психическое развитие" и "развитие личности", при всем их единстве подсказывает необходимость выделения особого процесса формирования личности. Личность выступает как предпосылка и результат изменений, которые производит субъект своей деятельностью в мотивационно-смысловых образованиях взаимодействующих с ним людей и в себе самом "как другом".

К примеру, такая весомая характеристика личности, как ее "авторитетность", складывается в системе межиндивидных отношений и в зависимости от уровня развития группы проявляется в одних общностях как жесткий авторитаризм, реализация прав сильного, как "авторитет власти", а в других, высокоразвитых группах, – как демократическая "власть авторитета". Здесь личностное выступает как групповое, групповое как личностное (интериндивидная атрибуция личности). В рамках метаиндивидной характеристики личности авторитетность – это признание за индивидом права принимать значимые для других решения в значимых обстоятельствах, результат того "вклада", который он внес своей деятельностью в их личностные смыслы, В низкоразвитых группах – это следствие конформности ее членов, в группах типа коллектива – это результат самоопределения личности. Таким образом, в коллективе авторитетность – это идеальная представленность субъекта прежде всего в других (он может иной раз не знать о степени своей авторитетности) и только в связи с этим в самом субъекте. Наконец, во внутреннем пространстве личности субъекта – это симптомокомплекс психических качеств. В одном случае – своеволие, жестокость, завышенная самооценка, нетерпимость к критике, в другом – принципиальность, высокий интеллект, доброжелательность, разумная требовательность и т.д. (интраиндивидная атрибуция личности). Если принимать этот принцип рассмотрения, то очевидна несводимость развития личности индивида к развитию его психики.

Процесс развития личности, таким образом, не может быть сведен к суммации развития познавательных, эмоциональных и волевых компонентов, характеризующих индивидуальность человека, хотя и неотделим от них. Еще меньше у нас оснований выдвигать один из этих компонентов, а именно познавательную сферу, в качестве совокупности эмпирических референтов развития личности (когнитивная ориентация в понимании сущности и характера развития личности явно преобладала).

Наиболее фундаментальная и развернутая концепция психического развития, ориентированная на становление как когнитивных, так мотивационных образующих психики, принадлежит Д.Б.Эльконину, который, как уже было показано выше, разделяет психическое развитие на эпохи, состоящие из закономерно связанных между собой двух периодов. Внутри каждой первый период характеризуется усвоением задач и развитием мотивационно-потребностной стороны деятельности, а второй – усвоением способов деятельности. При этом каждому периоду соответствует ведущая деятельность : непосредственно-эмоциональное общение (от рождения до 1 года), предметно-манипулятивная деятельность (от 1 года до 3 лет), сюжетно-ролевая игра (от 3 до 7 лет), учеба (от 7 до 12 лет) интимно-личное общение (от 12 до 15 лет), учебно-профессиональная деятельность (от 15 до 17 лет). Концепция возрастной периодизации Д.Б.Эльконина достаточно полно освещена и позитивно оценена в психологической литературе последних лет.

Однако целый ряд вопросов, относящихся к возможности понять в свете этой концепции проблему развития человеческой личности, требует серьезных пояснений. В качестве примера возьмем одну эпоху – детство – и два периода – дошкольное и школьное детство.

Нет особых сомнений в том, что сюжетно-ролевая игра имеет большое значение для дошкольников и что в ней моделируются отношения между людьми, отрабатываются навыки, развиваются и обостряются внимание, память и воображение. Одним словом, важность игры дошкольника для развития его психики, подчеркнутая еще Л.С.Выготским, не требует новых доказательств. Однако трудно предположить, что в дошкольном возрасте возникает уникальная и маловероятная ситуация (никогда не имевшая места и никогда более не повторяющаяся в биографии человека), когда не его реальные поступки обозначают его личность, а изображение чужих поступков. Для формирования личности необходимо усвоение образцов поведения (действий, ценностей, норм и т.п.), носителем и передатчиком которых, особенно на ранних стадиях онтогенеза, может быть только взрослый. А с ним ребенок вступает чаще всего отнюдь не в игровые, а во вполне реальные жизненные связи и отношения. Исходя из предположения, согласно которому главным образом игра в дошкольном возрасте обладает личностно-образующим потенциалом, трудно понять воспитательную роль семьи, общественных групп, отношений, складывающихся между взрослыми и детьми, и в большинстве случаев также являющихся вполне реальными, опосредствованными содержанием той деятельности, вокруг которой они формируются. Самым референтным для ребенка лицам (родителям, воспитательницам детсада) личность ребенка открывается именно через его деяния, а не через исполнение ролей в игре. На это существенное обстоятельство обратил внимание В.А. Петровский.

Играя в доктора, дошкольник моделирует поведение врача (щупает пульс, просит показать язык и т.д.), но важнейшие личностные качества, связанные с гуманностью и действенной идентификацией с другими, формируются и проявляются, когда он заботливо ухаживает за больной бабушкой, то есть в реальной жизненной ситуации, где индивид выступает как субъект системы межличностных отношений, опосредствованных реальной деятельностью, в данном случае помощью больному.

Л.С.Выготский сформулировал фундаментальную идею, указав, что обучение "забегает вперед" развитию, опережает и ведет его. В этом отношении обучение, взятое и самом широком смысле этого слова, всегда остается "ведущим"; осуществляется ли развитие человека в игре, учебе или труде, имеем ли дело с дошкольником, школьником или взрослым человеком. И нельзя представить себе, что на каком-то возрастном этапе эта закономерность действует, а на каком-то утрачивает свою силу. Разумеется, учебная деятельность является главенствующей для младшего школьника – именно она детерминирует развитие мышления, памяти, внимания и т.д. Однако, будучи обусловлена требованиями общества, она остается (скажем сразу, в комплексе со многими другими) ведущей для него, по меньшей мере вплоть до окончания школы. Между тем, если верить общепринятой в недавнем прошлом схеме периодизации, для двенадцатилетнего возраста она утрачивает свою ведущую роль и уступает место интимно-личному общению. Впрочем, это можно понять так: сохраняя свое объективное значение, она именно в двенадцать лет лишается для школьника личностного смысла. Так ли это? Где этому доказательства? Всегда ли это происходит? Ответа на это нет.

Резюмируя, позволим себе сделать некоторые выводы:

1. Исходя из представления о детерминации развития личности деятельностью, которая осуществляется в конкретной социальной ситуации развития, принятая периодизация пытается неправомерно закрепить за каждым возрастным периодом одну раз и навсегда данную ведущую деятельность, хотя и признавая при этом наличие других деятельностей.
2. Л.С.Выготский выдвинул, безусловно, справедливое положение о ведущем значении обучения для умственного развития детей школьного возраста. Речь здесь шла главным образом о развитии когнитивных процессов, история формирования которых постоянно находилась в центре его внимания. Однако из этого не следует, что именно учебная деятельность служит детерминантой (единственной или, во всяком случае, "ведущей") для развития личности в младшем школьном возрасте, и отсюда тем более не вытекает, что она перестает быть таковой на грани подросткового возраста. В ходе усвоения школьных предметов у учащегося продолжает развиваться мировоззрение, образующее фундамент развития личности, именно в старшем школьном возрасте этот процесс протекает с наибольшей полнотой и эффективностью, а следовательно, интенсифицируется развитие личности.
3. Если допустить, что предметно-манипулятивная деятельность (в раннем возрасте), сюжетно-ролевая игра (у дошкольников), учебная деятельность (у младшего школьника) являются ведущими факторами развития психики, то, как это было показано выше, у нас нет оснований согласиться с тем, что они являются ведущими для развития личности. Напротив, интимно-личностное общение (не говоря об общественно полезной деятельности), являясь на пороге зрелости факторами развития личности, вряд ли играют фактически более важную роль для развития, к примеру, когнитивных процессов, чем та же учебная деятельность, и в этом аспекте не могут быть интерпретированы как ведущие. Таким образом, в принятой и ставшей хрестоматийной концепции возрастной периодизации объективно происходит смешение этапов развития психики и этапов развития личности, объясняющееся реальной трудностью теоретического расчленения проблемы развития психики индивида и развития его личности.

   Примечательно, что уже в написанной Д.Б.Элькониным совместно с А.Коссаковски главе в книге "Педагогика" для всех трех, а не для одного младшего периода школьного возраста в качестве "ведущей" указывается "учебная деятельность", стоящая ближе к исходной позиции Л.С.Выготского. Однако если иметь в виду периодизацию развития личности и характеристику, которую получают в этой работе "основные новообразования в структуре личности и в формировании отдельных психических процессов", то нельзя не согласиться с соображениями В.Ф.Моргуна и Н.Ю.Ткачевой: "Что касается ведущих деятельностей, то все три периода школьного детства характеризуются одной и той же деятельностью – учебной, то есть этот критерий остается неизменным в трех периодах, в то время как личность несомненно развивается. Выделенные Д.Б.Элькониным и А.Коссаковски основные новообразования (по 5-7 в каждом периоде) действительно реально существуют, но, во-первых, большинство из них относится к личностным, и лишь одно из новообразований каждого периода можно отнести к развитию психических процессов. Во-вторых, принцип выделения новообразований явно не указывается. В-третьих, они должны быть как-то иерархизированы, например, по степени важности".

   К сожалению, Д.Б.Эльконин не дал объяснений причин, по которым он отказался от признания "интимно-личностного общения" ведущей деятельностью подросткового периода. Между тем этот фактически имеющий место отказ, если принять во внимание его гипотезу о "периодичности процессов психического развития", должен означать признание того, что на протяжении всего школьного возраста происходит преимущественное развитие детей в "операционно-технической деятельности" (в системе "ребенок – общественный предмет", а не в деятельности, рассматриваемой в системе "ребенок – общественный взрослый", то есть "ребенок-родители", "ребенок-учитель"). Трудно представить себе, что развитие у детей "мотивационно-потребностной сферы" в деятельности, относящейся к системе "ребенок – взрослый", имеет второстепенное, не ведущее значение во все годы обучения в школе, идет ли речь о психическом развитии ребенка или, тем более, о его развитии как личности.

4. Следует различать собственно психологический подход к развитию личности и строящуюся на его основе периодизацию возрастных этапов и собственно педагогический подход к последовательному вычленению социально обусловленных задач формирования личности на этапах онтогенеза.

   Первый из них ориентирован на то, что реально обнаруживает психологическое исследование на ступенях возрастного развития в соответствующих конкретно-исторических условиях, что есть ("здесь и теперь") и что может быть в развивающейся личности в условиях целенаправленных воспитательных воздействий. Второй – на то, что и как должно быть сформировано в личности, чтобы она отвечала всем требованиям, предъявленным к ней обществом на данной возрастной стадии. Именно второй, собственно педагогический, подход позволяет построить иерархию деятельностей, которые на последовательно сменяющихся этапах онтогенеза должны выступать как ведущие для успешного решения задач обучения и воспитания. Значение такого подхода трудно переоценить. Вместе с тем существует опасность смешения обоих подходов, что в отдельных случаях может вести к подмене действительного желаемым. Складывается впечатление, что определенную роль здесь играют чисто терминологические недоразумения. Термин "формирование личности" имеет двоякое значение: 1) "формирование личности" как ее развитие, его процесс и результат; 2) "формирование личности" как ее целенаправленное воспитание (если можно так сказать, "формирование", "формовка", "проектирование", "лепка" и т.д.). Само собой разумеется, если утверждается, к примеру, что для формирования личности подростка ведущей является "общественно полезная деятельность", то это отвечает второму (собственно педагогическому) значению термина "формирование".

   В так называемом формирующем психолого-педагогическом эксперименте позиции педагога и психолога совмещаются. Однако при этом не следует стирать разницу между тем, что и как следует сформировать (проектирование личности) психологу как педагогу (цели воспитания задаются, как известно, не психологией, а обществом) и что должен исследовать педагог как психолог, выясняя, что было и что стало в структуре развивающейся личности результатом педагогического воздействия.

Общий вывод, который как минимум мог бы быть сделан на основе изложенного, – необходимость различать образующие единство, но не совпадающие процессы развития психики и личности индивида в онтогенезе. Реальное, а не желаемое и не экспериментально сформированное развитие личности обусловливается, как можно думать, не одной ведущей деятельностью, а по меньшей мере комплексом актуальных форм деятельности и общения, интегрированных типом активных взаимоотношений развивающейся личности и ее социального окружения. В многочисленных экспериментальных работах отечественных психологов они выступают и раскрываются именно в этом контексте.

Придерживаясь деятельностного подхода к рассматриваемой проблеме, мы высказываем предположение, что в аспекте формирования личности для каждого возрастного периода ведущим является не монополия конкретной (ведущей) деятельности (предметно-манипулятивной, или игровой, или учебной и др.), а деятельностно-опосредствованный тип взаимоотношении, складывающийся у ребенка с наиболее референтной для него в этот период группой (или лицом). Эти взаимоотношения опосредствуются содержанием и характером деятельностей, которые задает эта референтная группа, и общения, которое в ней складывается. Другими словами, здесь намечается попытка осуществить социально-психологический подход к пониманию развития личности и построению соответствующей возрастной периодизации.

Чем располагает социальная психология для построения концепции развития личности в онтогенезе?

Во-первых, следует обратиться к стратометрической концепции групп и коллективов, которая, вводя принцип опосредствования межличностных отношении содержанием, ценностями и организацией совместной деятельности, позволяет дифференцировать группы по уровню их развития, принимая во внимание прежде всего степень опосредствования и его просоциальный или асоциальный характер (диффузная группа, просоциальная ассоциация, коллектив, асоциальная ассоциация, корпорация). Экспериментально показано, что закономерности, выявленные на одном уровне развития группы, не действуют или имеют обратное действие на другом уровне развития.

Развитие группы выступает в свете этих теоретических представлений как фактор развития личности в группе (см. главу 11 "Категория общения").

Во-вторых, источником наших дальнейших теоретических предпосылок служит концепция персонализации индивида. В соответствии с ней индивид характеризуется потребностью быть личностью, то есть оказаться и оставаться в максимальной степени представленным значимыми для него качествами в жизнедеятельности других людей и способностью быть личностью, то есть совокупностью индивидуальных особенностей и средств, позволяющих совершать деяния, обеспечивающие удовлетворение потребности быть личностью (см. главу 9 "Категория личности").

Первый опыт использования концепции персонализации для построения модели развития личности был осуществлен В.А.Петровским. Это была фактически попытка описания закономерностей и этапности вхождения человека в новую, относительно стабильную социальную общность, принятие человеком новых социальных ролей, профессионализации и творческого роста личности, шире – определения личностью своего места в системе общественных отношений.

Сохраняя и уточняя общую трехчленную схему этой модели, разопьем ее главным образом в направлении поиска источника смены намеченных этапов развития личности (у В.А.Петровского в начальном варианте модели: "социализация", "индивидуализация" и "интеграция").

Источником развития и утверждения личности, с точки зрения автора главы, выступает возникающее в системе межиндивидных отношений (в группах того или иного уровня развития) постулируемое противоречие между потребностью личности в персонализации и объективной заинтересованностью данной группы, референтной для индивида, принимать лишь те проявления его индивидуальности, которые соответствуют задачам, нормам и условиям функционирования и развития этой группы.

В самом общем виде развитие личности человека можно представить как процесс ее вхождения в новую социальную среду и интеграции в ней. Идет ли речь о переходе ребенка из детского сада в школу, подростка в новую компанию, абитуриента – в производственную бригаду, призывника – в армейское подразделение, или же говорится о личностном развитии в глобальных масштабах – в его долговременности и целостности – от младенчества до гражданской зрелости, нельзя мыслить этот процесс иначе, как вхождение и общественно-историческое бытие, представленное в жизни человека его участием в деятельности различных групп, в которых он осваивается и которые он активно осваивает.

Мера стабильности этой среды различна. Только условно можно принять ее как постоянную, не изменяющуюся. В действительности она претерпевает закономерные изменения, обусловленные социально и вместе с тем зависящие от активности осваивающих ее людей. Поэтому есть основания строить первоначально не одну, а две модели развития личности и только затем перейти к их обобщению в единой модели.

Модель развития личности в относительно стабильной среде

Первая модель рассчитана на относительно стабильную социальную среду, и тогда развитие личности в ней подчинено внутренним психологическим закономерностям, воспроизводимым в связи со специфическими характеристиками той общности, в которой оно совершается. Этапы развития личности в относительно стабильной общности назовем фазами развития личности. Вторая модель предполагает становление личности и изменяющейся среде", например, сравнительно плавно протекающее развитие личности и условиях старших классов средней школы претерпевает изменение при переходе на производство или в воинское подразделение.

Этапы развития личности в изменяющейся социальной среде назовем периодами развития личности.

В том случае, если индивид входит в относительно стабильную социальную общность, он закономерно проходит три фазы своего становления в ней как личности.

Первая фаза становления личности предполагает усвоение действующих в общности норм и овладение соответствующими формами и средствами деятельности. Принеся с собой в новую группу все, что составляет его индивидуальность, субъект не может полноценно осуществить потребность персонализации раньше, чем освоит действующие в группе нормы (учебные, производственные и др.) и овладеет теми приемами и средствами деятельности и общения, которыми владеют другие члены группы. У него возникает объективная необходимость "быть таким, как все", максимально адаптироваться в общности. Это достигается (одними более, другими менее успешно) за счет субъективно переживаемых утрат некоторых своих индивидуальных отличий при возможной иллюзии растворения в "общей массе". Субъективно – потому что фактически индивид зачастую продолжает себя в других людях своими деяниями, изменениями мотивационно-смысловой сферы других людей, имеющих значения именно для них, а не для него самого. Объективно он уже на этом этапе может при известных обстоятельствах выступить как личность для других, хотя в должной мере и не осознавая этот существенный для себя факт. При этом в групповой деятельности могут возникать благоприятные условия для появления новообразований личности, которые уже имеются или складываются у других членов группы, соответствующих уровню группового развития и поддерживающих этот уровень. Обозначим эту первую фазу как фазу адаптации.

Вторая фаза порождается обостряющимся противоречием между достигнутым результатом адаптации – тем, что он стал таким, как все в группе, – и не удовлетворенной на первом этапе потребностью индивида в максимальной персонализации. Это характеризуется поиском средств и способов для обозначения своей индивидуальности. Так, например, подросток, попавший в новую для него компанию старших ребят, первоначально старавшийся ничем не выделяться, усваивает принятые в ней нормы общения, лексику, стиль одежды общепринятые интересы и вкусы. Справившись, наконец, с трудностями адаптационного этапа, он начинает смутно, а иногда и остро осознавать, что, придерживаясь этой тактики, он как личность утрачивает себя, потому что другие в нем не могут ее разглядеть в силу ее стертости в их жизни и сознании. В максимальной степени реализуя в связи с этим способность быть идеально представленным в своих приятелях, подросток мобилизует все свои внутренние ресурсы для деятельностной трансляции своей индивидуальности. Обозначим эту вторую фазу как фазу индивидуализации.

Третья фаза детерминируется противоречиями между сложившимися на предыдущей фазе стремлением субъекта быть идеально представленным своими особенностями и потребностью общности принять, одобрить, культивировать лишь те демонстрируемые им индивидуальные особенности, которые ей импонируют, соответствуют ее ценностям, способствуют успеху совместной деятельности и т.д.

В результате эти выявившиеся отличия принимаются и поддерживаются группой – происходит интеграция личности в общности. Интеграция наблюдается и тогда, когда не столько индивид приводит в соответствие свою потребность в персонализации с потребностями общности, сколько общность трансформирует свои потребности в соответствии с потребностями индивида, занимающего в этом случае позицию лидера. Впрочем, взаимная трансформация личности и группы всегда так или иначе происходит. Если противоречие между индивидом и группой оказывается не устраненным, возникает дезинтеграция, имеющая следствием либо вытеснение личности из данной общности, либо ее фактическую изоляцию в ней, что ведет к закреплению характеристик эгоцентрической индивидуализации, либо ее возврат на еще более раннюю фазу развития.

Третью фазу назовем фазой интеграции. В рамках этой фазы в групповой деятельности у индивида складываются новообразования личности, которых не было у него и, быть может, нет и у других членов группы, но которые отвечают необходимости и потребностям группового развития и собственной потребности индивида осуществить значимый "вклад" в жизнь группы.

Каждая из перечисленных фаз выступает как момент становления личности в ее важнейших проявлениях и качествах – здесь протекают микроциклы ее развития. Если человеку не удается преодолеть трудности адаптационного периода в устойчиво значимой для него социальной среде и вступить во вторую фазу развития, у него, скорее всего, будут формироваться качества конформности, зависимости, безынициативности, появится робость, неуверенность в себе и в своих возможностях. Он в продолжение всего пребывания в данной общности как бы "пробуксовывает" на первой фазе становления и утверждения себя как личности, что приводит к серьезной личностной деформации. Если находясь уже в фазе индивидуализации и пытаясь обеспечить свое "инобытие" в членах значимой для него общности, он предъявляет им свои индивидуальные отличия, которые те не приемлют и отвергают как не соответствующие потребностям общности, то это способствует развитию у него таких личностных новообразований, как негативизм, агрессивность, подозрительность, неадекватная завышенность самооценки. Если он успешно проходит фазу интеграции в высокоразвитой просоциальной общности, у него формируется ряд качеств личности, свидетельствующих о его самоутверждении в ней.

Человек на протяжении своей жизни входит не в одну относительно стабильную и референтную для него общность, и ситуации успешной или неуспешной адаптации, индивидуализации и интеграции и социальной среде многократно воспроизводятся, при этом соответствующие новообразования могут закрепляться. Складывается достаточно устойчивая структура личности, в которой интериндивидные характеристики как результат внутригруппового взаимодействия обусловливают ее метаиндивидные и интраиндивидные проявления. Индивидуально-типическое существует в личности как социально-психологическое.

Достаточно сложный процесс развития личности в относительно стабильной среде еще более усложняется в связи с тем, что социальная среда в действительности не является однородной и индивид на своем жизненном пути оказывается последовательно и параллельно включен в общности, далеко не идентичные по своим социально-психологическим характеристикам. Принятый в одной референтной группе, он оказывается неинтегрированным, отвергнутым в другой, в которую включается после или одновременно с первой. Ему снова и снова приходится утверждаться в своей личностной позиции. Таким образом, завязываются узлы новых противоречий, отягощающих процесс становления личности, в крайних своих проявлениях приводящие к невротическим срывам. Помимо этого, сами референтные для него группы находятся в процессе развития, образуя динамическую систему. Он может быть интегрирован в них только при условии активного участия в воспроизводстве существенно важных для группы изменений. Поэтому наряду с внутренней динамикой развития личности в пределах относительно стабильной социальной общности надо учитывать объективную динамику развития тех групп, в которые включается личность, и их специфические особенности, их нетождественность друг другу. Все это привело к необходимости дальнейшей теоретической проработки проблемы возрастного развития личности.

В этой связи была выдвинута следующая гипотеза: личность формируется в группах, иерархически расположенных на ступенях онтогенеза. Характер развития личности задается уровнем развития группы, в которую она включена и в которой она интегрирована. Общепризнанная в педагогике и психологии мысль А.С.Макаренко о том, что личность развивается в коллективе и через коллектив, может быть в этой связи переформулирована следующим образом: личность ребенка, подростка, юноши формируется в результате последовательного включения в различающиеся по уровню развития общности, доминирующие на разных возрастных ступенях, и развитие личности детерминируется процессом развития группы, в которой она интегрирована. На основе этого предположения была сконструирована вторая (возрастная) модель развития личности.

Вторая модель развития личности. Возрастная периодизация

Выделены собственно возрастные этапы формирования личности: ранний детский (преддошкольный) возраст (0-3); детсадовское детство (3-7), младший школьный возраст (7-11), средний школьный возраст (11-15), старший школьный возраст (15-17).

В раннем детском возрасте развитие личности осуществляется преимущественно в семье, которая в зависимости от принятой в ней тактики воспитания выступает либо как просоциальная ассоциация или коллектив (при превалировании тактики "семейного сотрудничества"), либо оборачивается для ребенка зачастую совершенно не осознаваемыми родителями отрицательными сторонами, которые скорее присущи более низко развитым группам (если в семье взрослые придерживаются, например, тактики "слепой опеки" или же диктата). В зависимости от характера семейных отношений личность ребенка изначально складывается или как нежного, заботливого, не боящегося признать свои ошибки и оплошности, открытого, не уклоняющегося от ответственности маленького человека, или как трусливого, ленивого, жадного, капризного маленького себялюбца. Важность периода ран него детства для формирования личности, которое было отмечено многими психологами и роль которого нередко мистифицировалась, в действительности заключается в том, что ребенок с первого года своей сознательной жизни находится в достаточно развитой группе. В меру присущей ему активности, что связано с особенностями его нервно-психической организации, он усваивает сложившийся в ней тип отношений, претворяя их в черты своей формирующейся личности.

Фазы развития в преддошкольном возрасте фиксируют следующие результаты: первая – адаптацию на уровне освоения простейших навыков, овладение языком как средством приобщения к социуму, при первоначальном неумении выделить свое "Я" из окружающих явлений; вторая – индивидуализация, противопоставление себя окружающим: "моя мама", "я мамина", "мои игрушки" и т.д., демонстрирование в поведении своих отличий от окружающих; третья – интеграцию, позволяющую управлять своим поведением, считаться с окружающими, подчиняться требованиям взрослых и т.д. В конкретных условиях воспитание ребенка, начинаясь и продолжаясь в семье, с 3-4 лет, как правило, протекает одновременно в детском саду, в группе сверстников под руководством воспитателя, где и возникает новая ситуация развития личности. Важно подчеркнуть, что переход на этот новый этап развития личности не определяется внутренними психологическими закономерностями (они только обеспечивают его готовность к этому переходу), а детерминирован извне социальными причинами, к которым относится развитость системы дошкольных учреждений, их престиж, занятость родителей на производстве и т.д. Если переход к новому периоду не подготовлен в предыдущем возрастном периоде успешным протеканием фазы интеграции, то здесь (как и на рубеже между любыми другими возрастными периодами) складываются условия для кризиса развития личности – адаптация в новой группе оказывается затрудненной.

Дошкольный возраст характеризуется включением ребенка в группу ровесников в детском саду, управляемую воспитательницей, которая, как правило, становится для него наравне с родителями наиболее референтным лицом. Эффективно работающий воспитатель, опираясь на помощь семьи, стремится, используя в качестве опосредствующего фактора различные виды и формы деятельности (игровую, учебную, трудовую и т.д.), сплотить детей вокруг себя, формируя гуманность, трудолюбие и другие социально ценные качества. Три фазы развития личности внутри этого периода предполагают: адаптацию – усвоение норм и способов одобряемого родителями и воспитателями поведения в условиях взаимодействия с другими детьми; индивидуализацию – стремление ребенка найти в себе нечто, выделяющее его среди других детей, либо позитивно в различных видах самодеятельности, либо в шалостях и капризах – и в том, и в другом случаях при ориентировке на оценку не столько других детей, сколько родителей и воспитательниц; интеграцию – гармонизацию неосознаваемого дошкольником стремления обозначить своими действиями собственную неповторимость и готовность взрослых принять только то в нем, что соответствует общественно обусловленной и важнейшей для них задаче обеспечения ребенку успешного перехода на новый этап общественного воспитания – в школу, и, следовательно, в третий период развития личности.

В младшем школьном возрасте ситуация становления личности во многом напоминает предшествующую. Три образующие ее фазы дают школьнику возможность войти в совершенно новую для него группу одноклассников, которая в связи с отсутствием совместно распределенной учебной деятельности имеет первоначально диффузный характер. Управляющая этой группой учительница оказывается, по сравнению с воспитательницей детского сада, еще более референтной для детей в связи с тем, что она, используя аппарат ежедневно выставляемых отметок, регулирует взаимоотношения ребенка с другими взрослыми, прежде всего с родителями, формирует их отношение к нему и его отношение к себе "как другому". Примечательно, что не столько сама по себе учебная деятельность выступает фактором развития личности младшего школьника, сколько отношение взрослых к его учебной деятельности, успеваемости, дисциплине и прилежанию. Максимальное значение сама учебная деятельность как личностно-образующий фактор, по-видимому, приобретает лишь в старшем школьном возрасте, которому присуще сознательное отношение к учебе.

Третья фаза периода младшего школьного возраста означает, по всей вероятности, не столько интеграцию школьника в системе "ученики – ученики", сколько в системе "ученики – учительница", "ученики – родители".

Специфическая особенность подросткового периода, по сравнению с предыдущими, состоит в том, что вступление в него не означает вхождение в новую группу (если не возникла референтная группа вне школы, что очень часто случается), а представляет собой дальнейшее развитие личности в развивающейся группе. В изменившихся условиях (существенная перестройка организма, бурно протекающее половое созревание) группа становится другой, качественно изменяется. Дифференциация задач в различных видах деятельности порождает заметную дифференциацию школьников, которая ведет в одном случае к формированию просоциальных по своему характеру ассоциаций, а в другом – к возникновению ассоциаций, тормозящих, а иногда и искривляющих развитие личности.

В этой связи представляется малопродуктивным обсуждение вопроса о том, какая деятельность является ведущей в этом возрасте: "интимно-личное общение" или "общественно полезная деятельность", – не столько ввиду уже отмеченной нами нецелесообразности поисков какой-то одной фатальной для возраста ведущей деятельности, но и потому, что значение этих факторов развития личности будет отличаться в различных по типу и уровню развития группах. Это тем более нецелесообразно для характеристики подростков, активно включающихся в поиск "значимых других" в разных референтных группах, иногда далеко за пределами школы.

На примере подросткового возраста можно было бы показать, что микроциклы развития личности протекают для одного и того же школьника параллельно в различных референтных группах, конкурирующих для него по своей значимости. Успешная интеграция водной из них (например, в школьном драматическом кружке или в гетерогенной по признаку пола диаде на стадии первой влюбленности) может сочетаться с дезинтеграцией в уличной компании, в которой он до этого без трудностей прошел фазу адаптации. Индивидуальные качества, ценимые в одной группе, отвергаются в другой, где доминируют иная деятельность и иные ценностные ориентации, и это блокирует возможности успешного интегрирования в ней.

Следует подчеркнуть, что потребность быть личностью в этом возрасте приобретает отчетливую форму самоутверждения, объясняемую относительно затяжным характером индивидуализации, поскольку личностно значимые качества подростка, позволяющие ему вписываться, например, в круг дружеской компании сверстников, зачастую не соответствуют требованиям учителей, родителей и вообще взрослых, которые отодвигают его на стадию первичной адаптации. Множественность, легкая сменяемость и содержательные различия референтных групп, тормозя прохождение фазы интеграции, создают вместе с тем специфические черты психологии подростка, участвуют в формировании психологических новообразований. Устойчивую позитивную интеграцию личности обеспечивает вхождение ее в группу высшего уровня развития.

Процесс развития личности в коллективах – специфическая особенность юности, по своим временным параметрам выходящая за границы старшего школьного возраста, который может быть обозначен как период ранней юности. Адаптация, индивидуализация и интеграция личности в коллективе обеспечивает становление зрелой личности человека и является условием формирования самого коллектива. Органическая интеграция личности в высокоразвитой группе, таким образом, означает, что характеристики коллектива выступают как характеристики личности (групповое как личностное, личностное как групповое). Впрочем, все то, что сказано об адаптации, индивидуализации и интеграции юноши, развивающегося в коллективе, может быть воспроизведено применительно к его вхождению в криминальную группу. В такого рода группе опосредствующим фактором выступают принципиально иные ценности и цели. Это ведет к формированию многих негативных личностных черт.

Теперь можно построить третью обобщенную модель развития личности и его периодизации в онтогенезе, имея в виду самую общую картину ее становления как социально зрелого человека. В этом случае мы конструируем многоступенчатую схему периодизации, выделяя эры, эпохи, периоды и фазы формирования личности (рис. 5).

Рис. 5
Возрастная периодизация развития личности

Весь дошкольный и школьный возраст входит в одну "эру восхождения к социальной зрелости". Эта эра не завершается периодом ранней юности и получением школьником аттестата зрелости, а продолжается на последующих этапах онтогенеза, где и осуществляется органическое вхождение вчерашнего школьника в права и экономически, и юридически, и политически, и нравственно зрелого человека. Если представить социальную среду в ее глобальных характеристиках как относительно стабильную и помнить о том, что целью общественного воспитания постоянно остается развитие личности, то весь путь до осуществления этой цели можно интерпретировать как единый и целостный этап. В таком случае он в соответствии с выдвинутыми и обоснованными выше положениями предполагает три фазы развития, формирования, становления личности, ее вхождения в социальное целое – адаптацию, индивидуализацию и интеграцию.

Протяженные во времени, они выступают как макрофазы развития личности в пределах одной эры, обозначаемые нами как три эпохи: детство (адаптация), отрочество (индивидуализация), юность (интеграция). Именно таким образом ребенок в конце концов превращается в зрелую самостоятельную личность, дееспособную (ту, что демографы обозначают как единицу "самодеятельной" части населения страны), готовую к воспроизводству и воспитанию нового человека, к продолжению себя в своих детях. Третья макрофаза (эпоха), начинаясь в школе, выходит за ее хронологические пределы, отрочество выступает как эпоха перелома, обострения противоречий.

Эпохи подразделяются на периоды развития личности в конкретной среде, в характерных для каждого возрастного этапа типах групп. Периоды в свою очередь подразделяются на фазы (здесь уже микрофазы) развития личности. Эпоха детства – наиболее длительная макрофаза развития личности – охватывает три возрастных периода (преддошкольный, дошкольный, младший школьный), эпоха отрочества и период подросткового возраста совпадают. Эпоха юности и период ранней юности в свою очередь частично совпадают (ранняя юность ограничивается рамками пребывания в школе). Для первой макрофазы (эпохи детства) характерно относительное преобладание адаптации над индивидуализаций, для второй (эпоха отрочества) индивидуализации над адаптацией, для третьей (эпоха юности) – превалирование интеграции над индивидуализацией.

Предложенная А.В.Петровским концепция развития личности в онтогенезе и его периодизация опирается на богатый опыт конкретных исследований и не противоречит полученным на их основе выводам. Вместе с тем она выдвигает новые задачи для изучения, к примеру, специфических особенностей критических (но не обязательно кризисных) фаз индивидуализации внутри каждого возрастного периода. Эта концепция позволяет понять действие социально-психологических закономерностей, соответствующих типу и уровню развития группы, доминирующих на разных ступенях онтогенеза. Она открывает возможности эффективного педагогического воздействия на референтных лиц, "значимых других".

Данная концепция открывает пути осмысления и соотношения детерминант развития личности, складывающихся в общностях, в которые оказывается не только последовательно, но и параллельно включен ребенок, задержек и застоя развития личности на фазе адаптации или индивидуализации, принимающих в отдельных случаях патологический характер, и многих других.

Теоретическую основу социально-психологической гипотезы развития личности составляет принцип деятельностного опосредствования межличностных отношений, последовательно примененный при разработке теории личности и межличностных отношений.

Наиболее существенным в изложенном выше теоретическом подходе к развитию личности и построению его возрастной периодизации является обращение к социальной психологии, оказавшееся эвристичным для решения проблем психологии развития. Здесь, как и во многом другом, интеграция научных отраслей, которые до некоторых пор не находили возможностей для успешной "стыковки" и не всегда осознавали ее необходимость, открывает новые перспективы развития каждой из них в отдельности и психологической науки как единого целого.

Издательство «Феникс»

Ростов-на-Дону

ПЕТРОВСКИЙ Артур Владимирович (1924 г. рождения), доктор психологических наук, профессор, академик Российской Академии образования. Заслуженный деятель науки РФ, с 1992 г. президент Российской Академии образования.

Автор книг по истории психологии, социальной психологии, психологии личности. Редактор и автор многократно переиздававшихся учебников по психологии для вузов. Его книги переведены на многие иностранные языки.

ЯРОШЕВСКИЙ Михаил Григорьевич (1915 г. рождения), доктор психологических наук, профессор, действительный член Нью-йоркской академии наук, почетный член РАО. Главный научный сотрудник Института истории естествознания и техники Российской Академии Наук.

Художник О. Бабкин

Петровский А. В., Ярошевский М. Г.

История и теория психологии - Ростов-на-Дону:

Издательство «Феникс», 1996. - 416 с.

В работе представлен нетрадиционный подход к историческому развитию психологического познания, позволивший под новым углом зрения проследить эволюцию понятийных структур психологической науки, ее объясняющих принципов и проблем.

Этот подход реализуется благодаря ориентации на метод категориального анализа, цель которого выявить закономерный и системный характер преобразований научных знаний о психике.

И 4704010000 – без объявления ББК 65.5

Петровский А. В.

Ярошевский М. Г.

Издавна известно, что без ретроспективного анализа научного знания необъяснимо его современное состояние. Любая из разрабатываемых ныне проблем имеет исторические корни. Обращение к ним необходимо, чтобы объяснить зарождение проблемы, выявить испытанные в практике ее исследования продуктивные решения, с одной стороны, тупиковые ходы - с другой. Поэтому исторический взгляд справедливо называют самосознанием науки, подобно тому, как самосознание личности формируется благодаря осмыслению ею своего прошлого.

Как известно, исторический подход требует такой реконструкции событий, которая была бы адекватна их смене в исторически необратимом времени. Без хронологии нет истории. Соответственно, любой способ изучения динамики научных представлений имеет своей предпо сылкой четкое очерчивание процесса перехода от одной эпохи в эволюции знаний о психике к другой. Узловые пункты этой эволюции освещены в первой части книги.

Процесс «перехода» детально рассматривался в предшествующих работах авторов. При характеристике же одного из периодов, а именно истории русской психологии в советскую эпоху, авторы, учитывая допущенную ими прежде односторонность, сочли необходимым уделить специальное внимание оценке тех деформаций, которые претерпела наука под давлением идеологических установок и запретов.

Без истории нет теории науки. Но, чтобы история науки служила теоретическому развитию и эффективной разработке актуальных проблем, саму историю следует подвергнуть особому теоретическому рассмотрению. Его предметом становится не само по себе содержание мысли (применительно к психологии в качестве такого содержания выступают различные психические процессы, функции, проявления активности личности, ее свойства и т.д.), а сама эта научная мысль в ее динамике, в переходе от одних способов исследования предметного содержания к другим.

Трансформация научной мысли происходит закономерно. При всем многообразии отдельных гипотез, моделей, фактов, обобщений, которые запечатлеваются различными психологическими направлениями и школами, в этой полифонии и многокрасочности представлена постоянно звучащая «мелодия». Она проходит через всю историю науки. Это есть логика ее развития. Она охватывает устойчивые структуры этого развития, служит его осью.

В работе представлен нетрадиционный подход к историческому развитию психологического познания, позволяющий под новым углом зрения проследить эволюцию понятийных структур психологической науки, ее объяснительных принципов и проблем. Этот подход реализуется благодаря ориентации на метод категориального анализа, цель которого - выявить закономерный и системный характер преобразований научных знаний о психике. Тем самым история психологической науки смыкается с ее методологией.

Первое издание нашей книги подготовлено в рамках программы «Обновление гуманитарного образования в России» и вышло в свет в 1994 году под названием «История психологии».

«История и теория психологии» представляет собой существенно переработанную и дополненную новую книгу. Авторы благодарят Отделение психологии и возрастной психологии Российской академии образования и Московское отделение Психологического общества за ценные предложения, высказанные во время обсуждения книги на совместном заседании Отделения и Общества.

Профессор А.В. Петровский

Профессор М.Г. Ярошевский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Часть I. Введение в психологию.
Глава 1. Предмет и методы психологии. Предмет психологии. Методы психологии.
Глава 2. Психология в недрах философии и естествознания. Античная психология. Психологическая мысль в эпоху эллинизма. Психологическая мысль в средние века. Психологическая мысль в новое время (X VII век). Психологическая мысль в эпоху Просвещения.
Глава 3. Развитие психологии как самостоятельной науки. Зарождение психологии как науки. Естественнонаучные основы психологии. Программы построения психологии как самостоятельной науки. Развитие экспериментальной и дифференциальной психологии. Основные психологические школы. Эволюция школ и направлений.
Глава 4. Русская психологическая мысль второй половины XIX – начала XX века. Социокультурные корни. Университетские профессора психологии. Развитие экспериментальной психологии в России. В.С.Соловьев и формирование лидеров новой психологии. Учение о поведении.
Глава 5. Психология в России в советский и постсоветский периоды (политическая история психологии). «Особый путь» советской психологии. Российская психология в новых условиях: деидеологизация науки.
Часть II. Категории психологии.
Глава 6. Активность. Внутренняя организация активности человека. Внешняя организация активности. Волевые действия. Понятие о внимании.
Глава 7. Общение. Коммуникация, взаимопонимание и взаимодействие в общении людей. Понятие об общении. Общение как обмен информацией. Общение как межличностное взаимодействие. Общение как понимание людьми друг друга. Межличностные отношения в группе. Группы и их классификация. Высшая форма развития группы. Группы разного уровня развития. Интеграция в группах разного уровня развития. Общение в семье и школе. Ученические группы. Структура взаимоотношений в современной семье.
Глава 8. Чувства. Определение чувств и их физиологические основы. Формы переживания чувств. Чувства и личность.
Глава 9. Личность. Понятие о личности в психологии. Структура личности. Основные теории личности в зарубежной психологии. Направленность личности. Самосознание личности. Развитие личности.
Часть III. Психологические процессы.
Глава 10. Перцептивные процессы. Природа перцепции. Чувствительность и пороги. Виды рецепции. Сенсорные образы.
Глава 11. Мнемические процессы. Понятие о мнемических процессах. Ассоциации памяти. Запоминание и забывание. Узнавание и воспроизведение.
Глава 12. Интеллектуальные процессы: воображение. Понятие о воображении, его основных видах и процессах. Физиологические основы процессов воображения. Роль фантазии в игре детей и творчестве взрослых.
Глава 13. Интеллектуальные процессы: мышление. Общая характеристика мышления. Мышление и решение задач. Виды мышления.
Часть IV. Индивидуально-психологические особенности личности.
Глава 14. Характер. Понятие о характере. Структура характера. Природа и проявления характера.
Глава 15. Способности. Понятие о способностях. Структура способностей. Талант, его происхождение и структура. Природные предпосылки способностей и таланта. Формирование способностей